1972 11 января родился в Ленинграде. 1996 Начинает работу в московском театре «Сатирикон». 2000 Всероссийская слава приходит с ролью в сериале «Убойная сила». 2004 Роль Антона Городецкого в национальном блокбастере «Ночной дозор». 2012 Становится народным артистом России.
Мне кажется, что я свободный, но на самом деле нет. Свою свободу взглядов я могу предложить только на сцене
В прокат выходит один из самых нашумевших отечественных фильмов года - «Географ глобус пропил» Александра Велединского. Трагикомедия о пьющем учителе из провинции, поставленная по одноименному роману Алексея Иванова, принесла создателям несколько основных призов на «Кинотавре» - гран-при основного жюри и гран-при жюри прокатчиков, а также награды за музыку и лучшую мужскую роль - Константину Хабенскому. По общему мнению, в этом фильме он максимально точно сыграл героя нашего времени. Так это или нет, обозреватель «Пятницы» обсудил в беседе с самим Хабенским.
Такое впечатление, что до этой роли надо было как-то дозреть. Не в процессе чтения сценария и подготовки к съемкам, а заранее.
Нельзя сказать - особенно в кино, - что к какой-то работе готовишься годами. Но у меня, хотя это и звучит нескромно, было предощущение роли. Не знал, что именно буду играть, но готовился. Понимал, что лет через пять кто-то постучит в дверь. Это и произошло с «Географом». Мы с Сашей Велединским встретились и начали фантазировать - не только на тему романа Иванова, но и на темы фильмов, на которых мы воспитаны: «Полеты во сне и наяву», «Отпуск в сентябре». И решили попробовать все это вместе заплести.
Как героя встретили молодые зрители, которые старых картин не смотрели?
Герой оказался настолько востребованным! Я представляю наш фильм все-таки как светлый, не лишенный перспективы.
Но ведь ваш географ, Виктор Служкин, потерял работу, живет с не любящей его женой.
С точки зрения самого героя, он не потерпел фиаско. Такова его философия: так он защищается от общества, от быта. Его защита - его идеализм и его алкоголь. С этим он пойдет дальше. В этом мы с ним, наверное, чуть-чуть близки. Как актер, я не имею права быть циником и отпускать от себя детство; не имею права не быть хотя бы в чем-то Служкиным. Но ведь он пытается заставить людей думать, а потом осознает, что и его друзья, и его ученики не понимают, что он говорит, - и, конечно, замыкается в себе. Других вариантов у нас в России не бывает. Наверное, поэтому многие мои друзья считают, что «Географ» - тупиковый фильм.
Тут, наверное, можно говорить о той эпидемии инфантилизма, которая захватила весь мир. Человек «не отпускает от себя детство» - и в результате, даже будучи учителем, не может достучаться до собственных учеников.
Служкин достучался. Его услышали, может, всего один человек, но услышал. Пускай через несколько лет, но другие ребята поймут его уроки. Я ведь тоже занимаюсь с детьми достаточно много, в моих актерских студиях в восьми городах: чем конкретнее и честнее с ними общаешься, тем быстрее они все понимают и переходят с тобой на один язык.
Это совпадение, что у вас подряд два фильма - «Выкрутасы» и «Географ глобус пропил», - в которых вы как-то взаимодействуете с детьми?
Совпадение. Как и то, что многие ребята из Студии творческого развития в Перми и Екатеринбурге снимались в «Географе». Что-то сходится наверху, и совпадает. Ребята, конечно, были подготовленные, но, когда они прошли через съемки, я спросил, хотят ли они стать актерами, - они дружно ответили: «Нет». Меня это очень обрадовало.
- Почему?
Потому что уже в этом возрасте им удалось снять розовые очки, увидеть рабочую сторону актерского мастерства. Это помогает им общаться друг с другом и самостоятельно думать. Плюс к этому они понимают, что актерство - профессия сомнительная и сиюминутная. Так что пошли они в другие стороны. Биологами, например, стали.
- А географами?
Таких не знаю.
Каково это, быть актером в России сегодня?
Мне - интересно. За всех отвечать не могу. Правда, иногда не приходит ничего интересного подолгу, целый год например. Может, я зря жалуюсь, и у других ситуация хуже. Но мне все равно интересно: помимо театра и кино у меня есть детские студии, куда я могу закинуть свою энергию. В этом году в Уфе прошел уже второй всероссийский фестиваль, готовимся к третьему.
То есть ситуация в театре и кино такова, что знаменитый актер должен искать творческого удовлетворения где-то на стороне. Патовая ситуация, нет?
Я бы не сказал. Недавно посмотрел фильм «И не было лучше брата» Мурада Ибрагимбекова - блестящая картина, но обреченная на провал в прокате. Ситуация в нашем кинематографе, к сожалению, доведена до такой планки, что та публика, которая ходит в кино, не досидит до середины и не поймет, в чем проблема.
На хорошие западные фильмы люди ходят более охотно, чем на российские.
С «Облачного атласа» тоже многие уходили, не догоняли. Хотя деньги в кассу принесли. Но если в кино ситуация действительно не очень, то в театр люди ходят.
Даже у вас мало по-настоящему значительных ролей в кино. Будет что детям со своим участием показать?
Нет. Но это нормально. Есть в тех фильмах, где я снимался, какие-то эпизодики, сцены неплохие. Я считаю, этого достаточно. Нет у меня фильмов, с которыми я пойду к боженьке.
С «Географом», мне кажется, можно обратиться.
Я не тороплюсь. Хочу еще поработать.
А есть что-то, о чем мечтаете? Режиссура, например?
Режиссура для любого актера - манкая вещь. Я понимаю, что это за профессия, и хочу попробовать себя в театральной режиссуре. Сделаю это с детьми, самостоятельно все придумаем. А роли мечты у меня нет. Я живу по другим понятиям: роли приходят неожиданно. Как пришел «Географ».
5% от сборов «Собибора» пойдут на благотворительность, поэтому я начну с нее, а не с кино. Вопрос не про публичную благотворительность, а про частную: как вы думаете, доброе дело обесценивается, если ты рассказал о нем близким?
У нас сейчас, скажем так, достаточно актуален этот вопрос. И у этого явления даже есть свое название - тихая благотворительность. Потому что довольно большое количество людей - не подавляющее, но большое - предпочитают делать добрые дела, помогать, участвовать в жизни фондов и при этом оставаться анонимными, не рассказывать о себе и так далее. Это нормальный человеческий подход. Но ситуация на сегодняшний день такова, что мы все равно призываем говорить об этом открыто по одной простой причине - люди, которым ты открылся с точки зрения благотворителя, с точки зрения человека неравнодушного, люди, которые тебя знают и уважают, пойдут этой же дорогой. То есть это скорее не пиар-ход, не пиар-кампания, а это просто такой момент, когда нужно громко говорить о благотворительности в нашей стране.
Хочется сравнить российскую и западную ментальность добрых дел, поэтому задам вам тот же заковыристый вопрос, что и Хью Джекману, который тоже очень много занимается благотворительностью.
Интересно, давайте.
© Каропрокат
- В общем, Джекман сыграл реального героя - величайшего шоумена Барнума - которому принадлежит фраза: «Благотворительность, совершенная с выгодой для благотворителя, в два раза эффективнее, чем бескорыстная». Согласны ли вы с этим героем?
Я так скажу: благотворительность в любом формате - даже если человек преследует цель показать себя любимого и на этом заработать какие-то дивиденды для себя или для своего дела - так вот, благотворительность в любом формате остается благотворительностью. Пускай эти люди продолжают жить своей жизнью, но то, что они сделали, - все это идет на общее благо.
В одном интервью вы сказали, что не гордитесь ни одним своим фильмом, максимум - какой-то сценой или несколькими секундами. Какая сцена - или какие секунды - «Собибора» вызывают у вас гордость?
- «Собибор» - все-таки немножко другая история. Все-таки это история, которую от начала до конца задумывал, придумывал и воплощал уже непосредственно ваш покорный слуга, поэтому на этот фильм то правило не распространяется. Потому что после «Собибора» я выдохнул и сказал себе: «Я на сегодняшний день ничего выше и больше в этой профессии сделать не могу». Мне кажется, фильм получился честным, эмоциональным, и мне не стыдно показать эту историю обычному зрителю.
После «Собибора» я выдохнул и сказал себе: «Я на сегодняшний день ничего выше и больше в этой профессии сделать не могу
Константин Хабенский
О «Собиборе»
Ваши ожидания от того, каким режиссером вы окажетесь, в итоге соответствуют действительности? Например, вы думали, что будете режиссером требовательным, а оказались мягким?
Наверное, я был не более требовательным по отношению к себе как к режиссеру, чем по отношению к себе, будучи актером. Наверное, так вот. Не более требовательным.
Сейчас про войну снимают экспериментальными методами. Возьмем, например, : там используется ручная камера при съемках в концлагере. А вы оказались классицистом - за исключением той страшной вспышки насилия, когда пленники начинают убивать нацистов. В этом противоречии был какой-то план?
Я снимал человеческую историю и не гнался за новыми форматами. Мне не хотелось ничего перемудрить, рассказывая эту историю. Не перемудрить - это очень важно, а еще важнее было не передавить, скажем так, приемами, которые называются «ниже пояса» и которые работают стопроцентно. Вы понимаете, о чем я говорю: например, лишний раз показать истерзанное тело или что-то еще в этом роде. Вместо всего этого я делал ставку на актерские работы и с их помощью хотел добиться той эмоции, на которую я надеялся, рассчитывал, и к которой я шел.
Я вам так скажу: без Игоря Плахова не было бы никакого Антона.
21.06.2016 09:00
В начале июня Константин Хабенский , чтобы поблагодарить клиентов за участие в программе «Малый бизнес с большим сердцем». Елена Ищеева и Юлия Решетова воспользовались этой возможностью, чтобы поговорить с актером о том, куда движутся страна, банки и благотворительность.
Елена Ищеева: В нашей стране банкиров недолюбливают, говорят про них «жирные коты». Как вы относитесь к людям финансового сектора?
Константин Хабенский: В первую очередь как нормальный человек и как многие из нас - с завистью. А уже дальше, при личном знакомстве, они мне либо становятся интересны - своими действиями и образом мыслей, либо совсем не интересны. Все зависит от того, насколько у человека широкий кругозор и есть ли понимание того, что не все упирается в денежные знаки. Многое, но не все. Вот есть математика, а есть высшая математика. Есть люди, которые умеют считать, складывать цифры, а есть люди, которые умеют с цифрами фантазировать. Согласитесь, это разные подходы. Те, которые умеют с цифрами фантазировать, - вот они мне очень интересны.
Е. И.: В нашей стране каждый человек хотя бы раз терял в банке деньги. Я помню свои первые $11 000, сгоревшие в «СБС Агро», который находился через дверь (!) от ЦБ. Вы боитесь за свои сбережения?
К. Х.: Конечно, я боюсь потерять деньги, тем более их не так много, как пишут средства массовой информации. Но они, как я надеюсь, честно заработанные. По крайней мере, с моей точки зрения, это так - я всегда стараюсь выполнять работу на совесть. Но как их сберечь… Это непростой вопрос. Тут, конечно, надо и самому думать, и обращаться к людям, которые находятся в этом самом финансовом секторе, держат руку на пульсе. Но я скажу, что даже они не дают одинаковых советов. Кто-то говорит «бери лопату», а кто-то - «не балуйся».
Е. И.: Вы доверяете свои деньги банку с госучастием или коммерческому?
К. Х.: Знаете, я совсем не бизнесмен, и даже не могу вам сказать, есть ли госучастие в том банке, где я храню свои деньги.
Юлия Решетова: Cтрана все никак не выберется из затяжного кризиса. Деньги фонду стало тяжелее собирать?
К. Х.: На этот вопрос Алена лучше ответит.
Алена Мешкова (директор Благотворительного Фонда Константина Хабенского): Я не могу сказать, тяжелее или легче. Мы продолжаем развиваться и расти, потому что весь сектор благотворительности продолжает это делать. Но что я точно заметила - в тяжелые времена люди помогают больше. Еще у нас изменился формат пожертвований. Благотворители переходят от разовых эмоциональных перечислений денег к регулярным. Это то, что принято во всем мире, то, что позволяет фондам планировать свою работу. Безусловно, крупное пожертвование - это хорошо, но человек или компания, которые его сделали, могут появиться в жизни фонда и потом исчезнуть. Наш подход к повседневной благотворительности, частью которой является и программа ВТБ 24 «Малый бизнес с большим сердцем», - это встраивание благотворительной составляющей в актуальные продукты. Люди же не приходят в банк, чтобы сделать пожертвование, они приходят, чтобы решать повседневные задачи. И если кредитная организация предоставит простой и понятный способ оказать помощь, причем в размерах, которые не являются для многих людей критичными, то они с удовольствием этой опцией воспользуются. Важно, что человек получает от банка обратную связь: сколько средств было пожертвовано и на что пошли эти деньги.
Ю. Р.: То есть не вы, а банк дает обратную связь?
А. М.: Мы присылаем информацию в банк, а он уже общается со своим клиентом. Пока можно строить очень разные форматы взаимодействия с кредитными организациями, это направление не зарегламентировано, можно придумывать какие-то интересные вещи, модели win-win, которые позволяют обеим сторонам получать пользу от сотрудничества.
Ю. Р.: Каким детям помогает фонд?
К. Х.: Абсолютно разным. У нас есть ребята из интернатов, есть из стран СНГ. Когда мы только делали первые шаги, то старались помочь тем, у кого нет совсем никаких возможностей - ни денег, ни квот. Но потом мы выросли, разработали бизнес-план, который необходим в работе любого благотворительного фонда, и стали стараться помочь большему количеству детей независимо от их социального статуса. Ведь беда не выбирает. Она внезапно наваливается на семьи с каким угодно достатком, одинаково бьет по всем.
Е. И.: Я не раз замечала, что когда идет крупный сбор денег заболевшему ребенку, то лечиться его отправляют за границу: в Израиль или Германию. У нас все так плохо с медициной?
К. Х.: 95% детей, которым помогает фонд, лечатся в России. Вы, видимо, имеете в виду какие-то уникальные случаи, когда помочь могут только определенные специалисты. У нас есть подопечный - молодой парень Олег, которого мы ведем с 2008 года. Он перенес четыре нейрооперации, его случай - второй в мировой практике. И у врачей просто нет опыта лечения такого заболевания, понимания, как с ним бороться. Пятую операцию ему сделали наши врачи в госпитале Бурденко. Буквально вытащили его. В этом году Олег окончил школу, недавно у него был последний звонок. Жалко, что не всем могут помочь в России, но мы работаем над этим - отправляем молодых врачей в лучшие клиники, обучаем и возвращаем на родину.
Ю. Р.: Когда человек приходит в благотворительность, он ежедневно сталкивается с болью и страданием людей. Это очень тяжело психологически. Как вы справляетесь с таким грузом?
К. Х.: У меня есть щит - это моя профессия. Я не могу выйти в плохом настроении на сцену, я не имею права прийти расстроенным или с какими-то своими проблемами к родителям, к ребенку, которому помогаю. Поэтому я щитом позитивности прикрываюсь. И еще я стараюсь за время общения вытащить из девочки или мальчика как можно больше положительных эмоций, заметить какие-то подробности в его одежде, характере. Это очень важно.
А если говорить о других людях, то кто-то из них встраивается в волонтерскую работу сразу, кто-то постепенно, а у кого-то это совсем не получается, и он уходит. Может быть, я сейчас грубо скажу, но это правда: задача фонда - не вытирать сопли, а помогать. Для того, чтобы помочь человеку, им нужно управлять, говорить ему, что делать. Наши задачи: а) найти деньги на лечение; б) объяснить людям, попавшим в тяжелую ситуацию, что сейчас нужно сделать два шага вперед, потом повернуть налево, затем направо, идти дальше и так далее. Мы должны отстроить маршрут их движения. Если по пути следования у пациента возникают психологические проблемы, то все сотрудники фонда и волонтеры стараются его поддержать. Например, мы знакомим ребенка и его семью с человеком, который такой же путь уже прошел. Это вселяет в них надежду и уберегает от многих ошибок. Я еще раз хочу сказать, что прекрасно понимаю людей, которые по любым причинам сначала оказались в больнице, но потом убежали оттуда сломя голову. Как и от самой благотворительности. Потому что это действительно тяжело и не всем под силу.
Е. И.: Вы можете заплакать при виде больного ребенка? Я, например, не могу сдержаться и часто пускаю слезу, попадая в больницы…
К. Х.: Я не имею на это права. Я не могу плакать там, где вы рыдаете. Поэтому я уверен, что не всем людям стоит приходить в больницы. Помогать можно по-разному. Нам, например, удалось «срастить» детей-ровесников для того, чтобы они поддерживали друг друга. Я сейчас говорю о другом проекте - сети театральных студий в провинциальных городах, где я и мои коллеги занимаемся с детьми актерским мастерством, пластикой, художественным словом и так далее. Мы делаем это не для того, чтобы превратить их в актеров, а чтобы научить общаться друг с другом и с нами. Чтобы наладить мостик.
С самого начала мы мечтали поставить с воспитанниками студий большой спектакль, и не так давно все получилось. На сегодняшний день мы выпустили «Поколение Маугли» по Киплингу в Казани, Уфе, Питере, Новосибирске и вот сейчас готовим в Челябинске. Привозили постановку в Москву, в Кремль. В ней прекрасные декорации, свет, очень хорошую музыку Леша Кортнев написал. На площадке работают сто детей и пять профессиональных актеров. Так вот этот спектакль - больше чем спектакль. Потому что все собранные от продажи билетов средства идут на помощь конкретным детям, которых юные актеры видят на большом экране в финале спектакля. И в ролике, который я ставлю им перед генеральным прогоном, - том, который был снят для фонда «Подари жизнь» с Хаматовой и Шевчуком. И дети по колено в слезах сидят, а дальше выходят на сцену и работают с еще большим усердием. А как наши артисты были потрясены, когда увидели в зале Мишу и Соню - детей, на чье лечение они полгода назад собирали деньги! Так что спектакль - это своего рода терапия от равнодушия, это втягивание молодого поколения через действие, через творчество в благотворительность.
Ю. Р.: Практически все фонды занимаются детьми и лишь единицы - взрослыми. А ведь им порой тоже очень сильно нужна помощь.
К. Х.: Фонд уже сейчас поднимает возрастной порог пациентов. На сегодняшний момент это 18 лет, но мы уже с экспертами говорим и о 25 годах. Это максимум, что мы пока можем сделать. Охватить все мы, к сожалению, не в состоянии - просто захлебнемся. Если при нашей жизни мы решим проблему, которую сейчас для себя определили, - то пойдем дальше.
Е. И.: Костя, у вас нет ощущения, что последние потрясения пошли России на пользу? Люди стали трезветь, как-то шевелиться, Россия потихоньку наращивает мускулы. Вы замечаете нечто подобное?
К. Х.: Я скажу так: конечно, ситуация стресса приводит к некому отрезвлению и пониманию своих сил. Но, с другой стороны, ситуацию отрезвления от ситуации озверения разделяет каких-то полшага. То, что просыпается национальное самосознание, - это хорошо, но государству сейчас важно не только поддерживать людей морально, но и финансово. Для того, чтобы эти люди могли сказать: да, я могу что-то сделать в своей стране, да, в моей стране меня слышат. Главное - чтобы душевный подъем не захлебнулся в финансовых проблемах, когда люди думают только о том, как прокормить себя и семью.
Е. И.: Расскажите, где вы на данный момент снимаетесь?
К. Х.: Сейчас продолжаются съемки фильма «Время первых» режиссера Дмитрия Киселева. В качестве продюсеров выступают Евгений Миронов и Тимур Бекмамбетов. Это история о человеке, который первым вышел в космическое пространство. Об Алексее Леонове.
Ю. Р.: Кого вы играете?
К. Х.: Фамилия моего героя Беляев. Это капитан космического корабля, который корректировал выход Алексея Архиповича в открытый космос.
Ю. Р.: Кто играет Леонова?
К. Х.: Евгений Витальевич Миронов. Съемки еще не закончились, они длятся почти год, мы достаточно скрупулезно работаем, придумываем историю, чтобы она была не просто очередным байопиком, а действительно трогала, брала за душу.
Е. И.: Вы были в Звездном городке?
К. Х.: Нет, не был. Он переехал к нам на площадку. Я вас уверяю - там построили настоящий Звездный городок.
Е. И.: А как можно снимать кино про космос, не побывав в Звездном городке?
К. Х.: Все по-разному подходят к созданию роли. Можно сидеть под памятником Гагарину годами и потом совершенно бездарно его сыграть.
Ю. Р.: А ждать нам третьего сезона сериала «Небесный суд»?
К. Х.: Я очень бы хотел, чтобы он был. Но все в руках продюсеров и сценаристов. Пока только у них можно спросить, будет ли третий сезон.
Е. И.: И напоследок короткий блиц. Что вас может разозлить прямо до дрожи в руках?
К. Х.: Самонадеянная глупость.
Е. И.: Ваш любимый музей?
К. Х.: Ух ты… Давайте я оттолкнусь от того, что видел совсем недавно. Это «Ельцин Центр» в Екатеринбурге. Меня поразили атмосфера и решение пространства, это захватило.
Ю. Р.: Любимое направление в музыке.
К. Х.: Нет у меня такого. Все зависит от настроения. Мне иногда даже кажется, что я хочу послушать определенную музыку, включаю ее и понимаю, что ошибся, - она мне сейчас не нужна.
Е. И.: У вас есть кумир?
К. Х.: Кумира у меня нет. У меня есть люди, на которых я хотел бы равняться, у которых хотел бы, в хорошем смысле слова, воровать те вещи, которые воспитают меня как человека. Я не буду называть сейчас этих людей, но их, поверьте, достаточное количество.
Е. И.: Что вам поднимает настроение?
К. Х.: Вообще у людей, которые меня не знают, может сложиться впечатление, что я все время в депрессии. У меня нет вещей, которые вдруг неожиданно подняли бы мне настроение. Или, скажем так, нет проверенных вещей, как то цвет или музыка… Если у меня плохое настроение - оно будет плохим. Но я буду стараться его исправить и даже в таком состоянии делать свою работу на все сто процентов.
Как вы решились взять на себя столь непростую режиссерскую миссию? В какой момент поняли, что вам мало быть актером?
Не возникало такой мысли, что мне мало быть актером, - этого мне на сегодняшний день хватает. Просто от продюсеров фильма, помимо предложения сыграть Александра Печерского, поступило еще и предложение встать за штурвал большого корабля под названием «Собибор» и сочинить свою историю. Я подумал и согласился. Видимо, к тому моменту (а это случилось около двух лет назад) накопилось достаточно знаний о кино во всех его аспектах - и в операторском, и в режиссерском, и в актерском, - что можно было с этим багажом приступить к созданию фильма. Если бы подобным багажом не обладал или его бы не хватало на момент принятия решения, я бы, скорее всего, не вошел в эту историю в качестве капитана корабля.
- Насколько сложно было совмещать актерскую и режиссерскую работу? Кто-то вам помогал?
Нет, никто не помогал. Как говорится, помоги себе сам: спасение утопающих - дело рук самих утопающих. Конечно, было сложно, потому что практики режиссерской никакой. Но тем не менее был дублер, который ходил вместо меня по площадке. К нему, помимо костюма, была прикреплена рация, я в эту рацию говорил свои реплики, свои тексты, партнеры подхватывали диалог. Я старался корректировать все и с точки зрения мизансцен, и с точки зрения содержания, а дальше сам входил в кадр, играл сцену и потом отсматривал материал. Это то, что касается так называемого момента раздвоения.
- Вы ведь участвовали и в создании сценария?
Да, других вариантов не было. К тому моменту, как мне предложили участие в фильме, сценарий и идея давно уже ходили по кинокругам, и к ним подключались разные сценаристы. Было, по-моему, порядка четырех-пяти вариантов сценария. И когда я начал съемки, у меня на столе был целый букет разных направлений и вариантов. Я стал сочинять свой вариант, отталкиваясь или не отталкиваясь, принимая или не принимая какие-то направления в других версиях. ОсновнЫЕ поддержка и консультация в создании сценария шли от Александра Анатольевича Миндадзе. Он, как человек благородный и скромный, предложил мне оставить мою фамилию в качестве сценариста.Так как это дебют, пускай будет дебют во всем.
Это было сочинение иногда прямо по ходу воспроизведения «музыки». Порой я понимал, что мы не сможем снять то, как придумали «на берегу» ту или иную историю. Например, тот же финал фильма я вынашивал и придумывал уже в процессе съемок. То же самое в некоторых других эпизодах, которые домысливались, снимались и, слава Богу, остались в фильме так, как мы их придумали. Зачастую это была просто импровизация.
- Фильм «Собибор» - это человеческая история, не совсем простая для восприятия, но довольно эмоциональная. Фото: Андрея Салова
Истинная предыстория «Собибора» открылась не так давно, потому что этот лагерь по уничтожению еврейского населения был засекречен. Находился он на территории Польши и действовал около полутора лет. В 1943 году там было совершено восстание заключенных, они перебили большую часть охранников и комендатуры лагеря и бежали. Это единственный известный в истории массовый побег из концлагеря. Бежало порядка четырехсот человек, не все смогли спастись, и лишь только около пятидесяти из них закончили войну, то есть дожили до победы.
Мой герой так и остался загадкой
- Откуда вы черпали информацию и общались ли с родственниками людей, выживших в том кошмаре?
С родственниками я общался уже после съемок. Иногда чересчур точное знание материала мешает. Это же не документальное кино, а художественный вымысел, основанный на реальных событиях, датах и месте действия. А как все происходило на самом деле… Это всегда очень субъективно - даже у очевидцев и современников тех событий часто бывают разные воспоминания. Иногда они очень точны по деталькам, но тем не менее субъективны. Поэтому мне были интересны вот эти самые детальки и подробности, но не все остальное… Фильм - скорее мои размышления, мои чувства и моя интуиция по поводу того, что же там могло произойти. Более того, скажу: это даже наиболее мягкая версия, хотя она получилась и достаточно эмоциональной.
- Вы сами разгадали, в чем секрет вашего героя Александра Печерского, как ему удалось совершить этот подвиг?
Я не разгадал, честно вам скажу, и разгадать это невозможно. Для меня огромная фантастическая загадка, как в тех условиях, в том вавилонском многоязычии (а в фильме мы сохранили многоязычие всех национальностей, чьи представители попали в Собибор) так сошлись звезды, энергетика Печерского, его магнетизм, его сумасшедшее желание вытащить людей, что он сумел это осуществить. Видимо, люди были уже настолько доведены и прижаты к той черте, из-за которой не возвращаются, что были готовы совершить такое дерзкое восстание голыми руками, зубами, всем чем угодно ради спасения своей жизни. Для меня до сих пор это на том же уровне, как, предположим, выход первого человека в космос и возвращение его обратно, как первый полет Юрия Гагарина. Это все - сверхчеловеческие усилия, которые не определяются математикой. Поэтому для меня это загадка, и ее разгадать можно только одним способом, но не дай нам Бог оказаться в то же время, в том же месте и в таких же обстоятельствах. Не дай нам Бог.
Сняв фильм, я ощутил невероятное спокойствие
- Что для вас оказалось самым непростым в процессе работы?
Для меня самым сложным было решиться войти в этот проект в качестве режиссера. А самое невероятное на сегодня - это мое спокойное отношение к проделанному. Закончив работу над фильмом, я первый раз в жизни не дергаюсь, не рву волосы, не говорю себе: «Ах, надо было сделать так или вот так!» Я сказал себе: «Я сделал все что мог на нынешний день». Для меня это совершенно невероятная формулировка и невероятное спокойствие. Этой работой я сделал все что мог на данный момент в профессии, в фантазии и с точки зрения чувств. Я от себя не ожидал такого в хорошем смысле усталого спокойствия.
- Как вам работалось с Кристофером Ламбертом, сыгравшим коменданта Собибора?
С точки зрения профессии Кристофер Ламберт довольно хорошо знает систему Станиславского. Я тоже ее проходил, изучал и практикую, поэтому общий язык мы нашли моментально, в первый же съемочный день. И дальше наша история строилась, отталкиваясь не от отношений «режиссер-актер», «начальник-подчиненный», а от отношений по шкале системы Станиславского. У него были свои желания и просьбы, у меня - своя фантазия. Там, где наши идеи сходились, споров не возникало, там, где они расходились, помогала система Станиславского. И в итоге они шли в направлении, которое я и предполагал.
- Почему зрителям нужно посмотреть «Собибор»?
Я считаю, у нас достаточно много неплохих легких фильмов - развлекательных, мелодраматичных: их хватает, и это хорошо. Но не так много в последнее время снято фильмов, которые «ударяют» чуть-чуть глубже. И иногда, мне кажется, нужно заставить себя сходить на подобные варианты киноисторий для того, чтобы не забывать… Даже нет, сейчас глупость скажу! Для того, чтобы человек мог ощутить полноту чувств, чтобы он не считал, что плакать нужно только над собачкой с пораненной ножкой. Да, это замечательно, и глаза собаки тоже говорят о многом, но иногда нужно сопереживать и сочувствовать тем людям, которые остались в истории. Ведь их пускай порой короткий жизненный путь обеспечил наше длительное пребывание в сегодняшней жизни. Иногда нужно смотреть подобные фильмы для того, чтобы палитру своих внутренних чувств сделать чуть шире и чуть ярче. Наверное, так. И еще, наверное, этот фильм нужно смотреть по причине того, что он несет в себе большую благотворительную составляющую - от каждого билета 5% стоимости пойдет на помощь больным детям, - это очень важно. Вот, наверное, с этого нужно начать. А может быть, этим нужно закончить.
Заключенные готовятся к восстанию. Кадр из фильма «Собибор»
- Сейчас, когда все самое сложное позади, как думаете: готовы ли вы повторить подобный режиссерский опыт?
Даже не буду об этом размышлять, давайте закончим эту историю, выпустим кино на экраны и в жизнь. Мне кажется, получилась человеческая история не совсем простая для восприятия, но довольно эмоциональная, которая не оставляет зрителя равнодушным. Получилась не при помощи компьютерных эффектов, спецэффектов и так далее, а только благодаря актерским работам. Я считаю, это важно. А потом уже я смогу ответить на вопрос, захочу ли я еще повторить режиссерский опыт или не захочу. Я точно знаю, что в следующий свой проект - второй сезон сериала «Метод» на Первом канале - я вхожу в качестве актера, не более того.
- Что вам в детстве рассказывали про войну дедушки, бабушки, родители? У вас в семье были фронтовики?
У меня не было фронтовиков в семье, поэтому как таковых рассказов от очевидцев я дома не слышал. В основном вся информация шла из школьных учебников. Но один рассказ, немножко нецензурный, меня в детстве потряс. В седьмом-восьмом классе у нас был учитель НВП - начальной военной подготовки, и вот он однажды рассказал, как выходил во время войны из окружения. И это была, мягко говоря, совсем не геройская история того, как человек остался жив. И так она в меня запала, что до сих пор во мне сидит. Помню, как я тогда поразился, что такое вообще могло произойти, ведь в учебниках пишут о совсем других фактах. Для меня это было первое откровение о том, как нелицеприятно люди могли вести себя на войне, что были и такие случаи.
- Ваше отношение к этому человеку изменилось?
Нет. Я как до этого над ним смеялся, так и после. Мы все над ним смеялись, потому что он от нас требовал невозможное. Мы уже тогда не хотели ходить строем, нам было интересно только собирать и разбирать автомат Калашникова, все остальное не увлекало. Но его история меня потрясла: это был мой первый момент сомнения в том, что все было так однозначно, как писалось в учебниках. Повзрослев, я уже, конечно, читал какую-то литературу, потом пошли разные истории, связанные с кино. В том числе и съемки в фильме Дмитрия Месхиева «Свои» лет пятнадцать назад - на мой взгляд, это очень честная и правильная история. Но для того, чтобы правдоподобно сыграть в ней, я накупил порядка пятнадцати видеокассет с фильмами о войне, где снимались актеры, ее прошедшие или заставшие то время. Отсмотрел все. Там тоже не везде была устраивающая меня человеческая правда: многие фильмы были довольно картонными - даже притом, что актеры прошли войну, но играли они очень, очень неправдиво, на мой взгляд. Но были и фильмы, которые до сих пор эпизодами живут в моем сознании и которые являются, наверное, планкой - камертоном того, что есть киноправда. Это такие картины, как «Проверка на дорогах», «Отец солдата», «В бой идут одни старики», «Они сражались за Родину», «Двадцать дней без войны».
Я умею просить прощения
- Вы когда-то говорили, что боитесь того, что вдруг, став руководителем, превратитесь в тирана. Режиссер - главный человек на площадке. Пришлось ли вам как-то проявить тиранию?
Ну конечно. Тирания бывает разная. Мне кажется, я жесткий руководитель с точки зрения организации процесса и дисциплины, создания творческой атмосферы, а все остальное… Я не считаю, что я умнее и лучше других. Считаю, что у меня есть какой-то вектор фантазии, которой я делюсь с коллегами. И если мой вектор с их настроением совпадает, это радостно, если не совпадает, у меня хватает терпения услышать и понять наш электорат, для того чтобы прийти к единому мнению.
Кристофер Ламберт и Мария Кожевникова в фильме «Собибор»
- Головы летали?
Нет, головы не летали. Достаточно сжатые были сроки кинопроизводства, поэтому заниматься еще «секир-башка» не было времени. Да и желания, как, в принципе, и необходимости. Да, наверное, у меня непростой характер. Но я могу абсолютно спокойно признать свою неправоту, попросить прощения. Это я пока еще умею, не разучился.
- Попробовав себя в режиссерской профессии, можете сказать, кто для вас является учителем в этой области?
Нет одного, единого учителя. Я сейчас начну называть, кого-то забуду, и кто-то скажет: «Ах, вот так ты добро помнишь…» Начну с того, что мой первый учитель - мастер нашей питерской мастерской Вениамин Михайлович Фильштинский. Именно он дал в руки профессию, основу. Основа заключается в следующем: подход к роли. Он меня научил, как начинать и с чего начинать фантазию в поисках персонажа, в работе над ролью. Это важно, потому что данная актерская школа, к сожалению, присутствует не у всех. Дальше уже была, наверное, «школа» моих кинопутешествий, знакомств и понимания кино с точки зрения режиссеров, операторов, актеров, художников, каскадеров, костюмеров, гримеров. У каждого свой подход, свое видение, свои предпочтения. Тут тоже для меня было важно услышать, подслушать, с чем-то согласиться и взять навсегда, от чего-то отказаться сразу и так далее. То есть я проходил и продолжаю проходить курсы подобной киноакадемии.
Так что у меня было достаточно много людей, которые сидят глубоко во мне и которых я могу назвать учителями. Это Алексей Юрьевич Герман, Дмитрий Дмитриевич Месхиев, Сергей Олегович Снежкин, Тимур Бекмамбетов, Юрий Быков, Александр Велединский, Сергей Гармаш, Михаил Пореченков, Олег Ефремов, Сергей Мачильский, Влад Опельянц, Миша Кричман, Константин Аркадьевич Райкин, Олег Павлович Табаков… Я могу вам назвать еще очень много имен людей, у которых я продолжаю учиться.
Но опять же вернусь к моему мастеру Вениамину Михайловичу Фильштинскому. Он меня выпустил в свет со словами: «Ничего не бойся, и главное, не бойся продолжать учиться!» Я это хорошо запомнил. И до сих пор не боюсь продолжать учиться чему-то, чего не знаю. Но были и примеры людей известных фамилий, научивших меня очень правильной истине: не создавай себе кумира! Познакомившись с ними, я был расстроен тем, что они не остались для меня навсегда просто любимыми киногероями, которых я никогда бы не узнал в реальности, как Чарли Чаплина, например. После общения с ними в жизни у меня было полнейшее, чудовищное разочарование и в профессии, и в людях. Поэтому мне кажется, не совсем правильно кого-то называть конкретно: «учителей» было довольно много, и я у всех чему-то учился.
- Олег Павлович Табаков большую роль сыграл в вашей жизни?
Я могу сказать, что он научил меня двум очень важным вещам: отношению к жизни и отношению к профессии. В принципе, вот на этих отправных точках, наверное, и строится близкий круг моих друзей - отношение к профессии, понимание и отношение к жизни. Потому что, если одна из этих составляющих хромает, тогда этих людей нет, образно говоря, за моим столом. А Олегу Павловичу удалось собрать вокруг себя и выпустить в большую жизнь именно таких людей - неравнодушных к профессии и к жизни.
- В школе у вас были любимые педагоги? Какие у вас воспоминания о ней остались?
Вспоминаю с теплотой и школу, и студенческую скамью. Я сейчас понимаю, что это были прекрасное время. А из учителей первой почему-то вспомнилась педагог английского языка. Я сейчас не назову ее имя и фамилию, но визуально она осталась в памяти. Запомнил, потому что она пыталась заниматься с нами школьной самодеятельностью. Как-то я играл в джинсах и длинном свитере кусок из «Гамлета» - не помню какой, но на английском языке. Хоть и учил английский, но ни хрена не понимал, что тогда говорил. Зато передо мной стоял образ Владимира Семеновича Высоцкого, и я пытался хотя бы визуально соответствовать этому ряду. Поэтому был найден растянутый свитер и прочие соответствующие тому образу вещи. Помню, конечно же, классную руководительницу Нину Петровну, и еще, пожалуй, учительницу географии Наталью Юрьевну.
- Я так понимаю, это были ваши любимые предметы - английский и география?
Нет, предметы вряд ли, скорее люди, которые их преподавали. Хотя я до сих пор не знаю толком ни английского, ни географии, что где находится. Более того, чем больше у меня перелетов и переездов, тем больше я вообще запутываюсь в географии нашего земного шара. Все так перемешалось в голове, что я иногда думаю, что это близко, а оказывается, очень далеко. Иногда думаю, что лечу очень далеко, а оказывается, совсем рядом. Все же относительно, все зависит от того, какие мысли, размышления и фантазии сейчас находятся в твоем сердце и в твоей голове. Поэтому 12-часовой перелет иногда проходит незаметно, и бесконечно долго длится перелет в 50 минут.
- Вы были любимым учеником у педагогов, слыли учительской гордостью?
Нет, с чего бы? Нет-нет, никогда не был любимчиком… Знаете, мне всегда было интересно наблюдать за людьми, которые эпатажно, вызывающе вели себя в школе, на студенческой скамье, на все имели свое мнение. И у них я тоже учился. Сам я не был таким.
- Планирую ли я расширять свой репертуар? Конечно! Бутсы точно пока вешать в раздевалке не собираюсь. Фото: Андрея Салова
- Восемь лет назад вы стали открывать творческие студии для детей в разных городах России. Многие из этих ребят наверняка назовут вас своим учителем. Вам это приятно?
Я не против, если эти ребята чему-то научились. Но тут же важно не столько то, чему дети научились, хотя это как бы наш конечный пункт, а то, какая команда единомышленников-педагогов, моих коллег собралась в каждом из одиннадцати задействованных городов. Успели ли они почувствовать и понять то, что я интуитивно хотел до них донести, или не успели. Я вижу, что в основном все успели, и это меня радует. И наши педагоги сейчас творят чудеса с детьми и создают те высокопрофессиональные театральные творения, о которых мы просто не договаривались. Это уже совершенно другой уровень и детей, и, не побоюсь этого слова, постановок. Их много, и ребята трудятся на профессиональных сценах, зарабатывают деньги, которые направляют на благотворительность опять же. То есть эта прекрасная большая машина заработала. Я горд, я счастлив, что многие из этих людей в разных городах нашли себя в жизни.
- А «Собибор» вас чему научил?
Двум вещам. И я постарался это как-то транслировать в кино. Во-первых, мне хотелось бы верить, что в любых обстоятельствах, в любой ситуации всегда найдется хотя бы один человек - просто надо его услышать, - который заставит других поверить в то, что они тоже люди. А второе - это то, что в подобных, мягко говоря, заведениях никогда не родится светлый, положительный герой. Если и родится герой, то это будет герой-мститель. А герой-мститель, скажем так, уже испачкан кровью. Я попытался вложить в содержание свое понимание и свои открытия. А считают эти моменты зрители или нет, это уже другой вопрос. Работая над фильмом, я иногда купировал, обливаясь слезами, соплями и прочим, но убирал из него какие-то сцены, которые были мне дороги. Потому что я понимал, что они будут мешать общему восприятию картины.
Друг тот, кто не умеет притворяться
- А каким должен быть человек, чтобы войти в тот близкий круг ваших друзей, который вы упоминали выше?
Как показывают абсолютно полярные события моей жизни, друзья должны радоваться успехам и с не меньшим рвением сопереживать отрицательным событиям в твоей жизни. Чтобы стать моим другом, нужно быть просто нормальным человеком. Ну, не притворяться, по крайней мере. Очень важно не притворяться.
- Однокурсники Михаил Пореченков и Михаил Трухин - ваши друзья уже почти три десятилетия. Чему вы друг у друга научились за годы такого тесного общения?
Мы не притворяемся, мы иногда, может быть, даже чересчур откровенны. А по-другому не имеет смысла продолжать общение, особенно пройдя десятилетия. Мы радуемся друг за друга, мы говорим колкие слова друг другу, мы шутим друг над другом, мы просто радуемся общению.
- Какие качества, как вы думаете, в вас самом сохранились с детства, не сильно изменившись?
Черт его знает. Думаю, что вера в предполагаемые обстоятельства. Мы в детстве сильно погружены, играя в какие-то игры, свято верим в то, во что мы играем. Я думаю, что сейчас эта вера в предполагаемые обстоятельства, конечно же, чуть-чуть подтерлась, нивелировалась неким цинизмом и пониманием жизни, но все-таки она сохранилась - частично.
Передавать опыт мне пока рано
- Что главное в вас вложили родители? Какой-то из родительских советов, может быть, запомнился и стал вашим жизненным принципом?
Понимать, что движет поступками тех или иных людей. Всегда нужно пытаться понять. А понять - значит простить. Наверное, это самое главное, а все остальное - это уже вторично: совершать ошибки, исправлять их самостоятельно и так далее. Да, в первую очередь - понимать других людей.
- Мой мастер Фильштинский выпустил меня в свет со словами: «Ничего не бойся! И главное - не бойся продолжать учиться». Фото: Андрея Салова
- Каждому родителю важно, чтобы его ребенок вырос хорошим человеком, добрым, воспитанным…
Естественно.
- Вы чему главному хотели бы научить детей, какой свой опыт передать?
Я еще не дошел до момента, когда я передаю опыт. Я могу делиться какими-то своими соображениями, но момента, когда: «Дети, я передаю вам опыт!» - этого еще, слава Богу, нет в моей жизни. В тех же студиях я делюсь своими фантазиями на ту или иную тему. Иногда мы серьезно задумываемся, входя в какие-то коридорчики этих фантазий вместе с ребятами, иногда нет, иногда шутим, балбесничаем. Но мне кажется, вот в этом контрастном душе и замешано формирование личности человека.
- Помнится, Евгений Миронов вас вдохновил на занятия спортом во время подготовки к фильму «Время первых»…
Убедил в том, что это необходимо. И это меня тогда спасло на съемках. Я Жене поверил, и он оказался прав. Теперь я постоянно думаю о том, что важно уделять время спорту. Я не так часто нахожусь в спортивном зале, но я бываю там. У меня есть абонемент, да.
- Вам свойственна ностальгия? Вы сохраняете какие-то старые фотографии, программки, письма?
Нет, ностальгия - это не про меня. Хотя что-то, что дорого моей памяти, я сохраняю, но я не сижу вечерами и не перелистываю альбомы. Конечно же, я не разбрасываюсь теми вещами, которые идут от всего сердца. Храню для того момента, наверное, когда я впаду в истерию маразма и воспоминаний обо всем том, что сделано в моей жизни, когда я залезу на памятник и буду сидеть там. И тогда вот я вернусь к этим коробкам с афишами, сувенирами, подарками и фотографиями, буду их пересматривать и думать о том, что я не зря, наверное, прожил свою жизнь.
Свобода - это, когда люди улыбаются друг другу
- Вы не планируете расширить репертуар? Зрители очень ждут ваших новых театральных работ.
Ну почему же не планирую - планирую, пока просто не знаю чем. Но бутсы точно вешать в раздевалке еще не собираюсь. (Улыбается.)
- Из собственных работ чем особенно дорожите?
Наверное, тем, что сделано своими руками. Я имею в виду прикладное искусство в области древесины. Я люблю что-то делать и мастерить своими руками, не всегда это получается… Но когда получается, это моя гордость! Все остальное - это либо эфемерные воспоминания, относящиеся к театру, воспоминания эмоциональные, на уровне тех людей, партнеров, с которыми мы это вместе делали. Или уже воспоминания вроде: «Ох, здесь неплохо, а вот это вообще хороший фильм» и так далее. Но это уже ко мне не имеет никакого отношения. Те фильмы, которые ушли в большое плавание, к артисту не имеют уже никакого отношения, потому что это было тогда. А сейчас, наверное, дорого то, что в работе, то, чем живешь, ожидание того, с чем встаешь каждое утро и ложишься каждый вечер.
- Что для вас свобода и как вам удается оставаться свободным с такой достаточно зависимой профессией? Я говорю о свободе внутренней, о свободе выбора.
Не знаю, но свобода - это, наверное, когда люди улыбаются друг другу. Пускай даже не голливудскими улыбками, а просто улыбаются глазами. Это свобода, я считаю. Все остальное - это уже варианты.
- Я много езжу. И иногда 12-часовой перелет проходит незаметно, и бесконечно долго длится перелет в 50 минут. Фото: Андрея Салова
Мне нечего стыдиться и отводить глаза в сторону
- Вы верите в судьбу? Вот у вас в фильме есть фраза: «Бог нас спасет, только не надо мешать ему»…
Да, мы ее придумали, и я очень горжусь этой фразой. Это фраза, которая подстегивает Александра Печерского к действию. Ее эффект совершенно противоположен содержанию самой фразы. Девушка Люка, которая вместе с Печерским прибыла в Собибор из другого концлагеря, где он был пойман во время побега, пытается заставить Печерского забыть эту неудачу. Потому что из-за нее очень многие люди погибли: их расстреляли просто за то, что другие побежали. Было такое правило в лагерях - расстреливали каждого пятого или каждого десятого за любую попытку к побегу. И Люка пытается сделать так, чтобы хотя бы последние часы жизни Александр Печерский прожил спокойно. Она призывает его к смирению, что вызывает совершенно обратную реакцию.
- Вы сами как к понятию «судьба» относитесь?
С уважением.
Друзья, семья - вот мои проверенные источники. У меня нет времени и желания сидеть в аккаунтах, потому что это совершенно другая форма общения. Я понимаю, что она зачастую намного быстрее и эффективнее, но я пещерный человек: я за тактильный, энергетический образ общения. Мне необходим рядом человек, с которым я беседую.
- Как вы думаете, почему зрители так любят актера Хабенского? Откройте секрет покорения сердец. Ведь не зря вас называют самым популярным актером начиная с 2000 года и по сегодняшний день.
Знаете, когда мне задают подобные вопросы, я знаю на них ответ. Я занимаюсь своим делом, у меня неприятный и несносный местами характер, я самоед, я всякий-разный. Но я стараюсь честно относиться к тому, что я делаю. Наверное, в этом причина. У меня нет моментов в жизни, когда бы мне было за что отводить глаза в сторону.
- Что вас сегодня приводит в состояние душевного восторга?
Я очень надеюсь, что меня пусть не в состояние душевного восторга, а в состояние душевного спокойствия и равновесия перед началом следующей большой работы приведет счастливое окончание нашего премьерного тура «Собибора» по всей планете… Это раз. И второе: если все-таки наши большие боссы успокоятся и договорятся в некоторой части арабского мира по поводу всевозможных событий. Вот, наверное, эти два момента меня чуть-чуть приведут в состояние спокойствия и душевного равновесия. А дальше я так же буду продолжать переживать. И по поводу подопечных моего благотворительного фонда, и по поводу положения наших пенсионеров и так далее. Есть вещи, которые меня все равно продолжают держать в состоянии напряжения, каждый отдельный случай. Но вот на сегодняшний день, наверное, чтобы выдохнуть, должны произойти две вот эти истории… Одна касается непосредственно меня: это фильм, тур, большое напряжение, огромное количество интервью, разные оценки зрителей разных стран. А второе - это история, которая, не дай Бог, лопнет как гнойник, и все это коснется уже не только меня…
- Ну, дай Бог, чтобы все договорились…
Дай Бог, держим кулаки. Я надеюсь, что не дураки вокруг. Очень хочется на это надеяться.
Константин Хабенский
Образование:
ЛГИТМиК (мастерская В.М. Фильштинского)
Семья:
сын - Иван (10 лет), дочь - Александра (1,5 года), жена - Ольга Литвинова, актриса МХТ им. Чехова
Карьера:
снялся более чем в 100 проектах, среди которых: «Убойная сила», «В движении», «Свои», «Адмиралъ», «Географ глобус пропил», «Метод». В 2008 году основал благотворительный фонд, который помогает детям с онкологическими и другими тяжелыми заболеваниями мозга. С 2010 года открывает по всей стране детские студии творческого развития. Продолжением этого проекта стал фестиваль «Оперение». Народный артист России, актер МХТ им. Чехова
