Человек во время Средневековья был намного ближе к природе, чем мы сей-час. Однако ошибочно было бы считать, что отношения человека и природы были гармоничными. Природа часто вынуждала человека чувствовать свою слабость. Запасы в амбаре крестьянина или феодала, от которых зависела их жизнь, факти-чески определялись волей природы. Дожди с градом, засухи или наводнения, ураганы или заморозки были предвестниками болезней, страданий, гибели. Поэтому зависимость средневекового человека от природно-климатических условий была чрезвычайно большой.
В средние века климат в Европе был нестабильным: то холодало, то теплело. Считается, что в XI в. климат континента напоминал современный. Правда, иногда температура поднималась и выше. В XIII—XIV вв. произошло резкое похолода-ние. Поэтому на севере Европы часто случались неурожаи. Наблюдая за резкими перепадами климата, средневековые летописцы постоянно выражали опасение о наступлении конца света.
В раннем Средневековье благополучие человека во многом определялось воз-можностью пользоваться лесными богатствами. Как сказал французский историк М. Блок, лес сопровождал крестьянина «от колыбели до гроба». Лес был основным строительным материалом, давал свет и тепло, из дерева изготовляли орудия тру-да, предметы ремесла и быта. Однако лес и всё, что в нём, принадлежало сеньору. Крестьяне могли собирать разве что хворост, а ещё плоды и ягоды. Кроме того, в лесу поселялись монахи-отшельники, чтобы маниться и бороться с искушениями. Леса были местами приключений странствующих рыцарей. Иногда в лесах скры-вались разбойники, нападая на путников и грабя их. Следовательно, кому-то лес был убежищем, а кого-то там подстерегала смертельная опасность.
Рубеж VIII-IX вв. Из «Капитулярия о поместьях» Карла Великого Материал с сайта
Чтобы леса и заповедные чаши наши хорошо охранялись; и если где будет удобное место для расчистки, расчищали бы и полям зарастать лесом не давали; а где должны быть леса, никак не допускать их вырубать и уничтожать; зверей же в заповедных чащах наших пристально охранять; заботиться также о соколах и ястребах для нашего дела; но оброки, надлежащие за это, старательно собирать. Управители, а также старо-сты и люди их, если будут гонять свиней на выпас в наш лес, пусть сами первыми платят надлежащую десятину, подавая нам добрый пример, чтобы потом и другие люди их десятину платили полностью.
В эпоху Средневековья влияние человека на природу носило стихийный характер, но его последствия были существенными и непредсказуемыми.
Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском
На этой странице материал по темам:
- средневековье влияние человека на природу
- зависимость человека от природы в средние века
- влияние человека на природу средневековье
- охранялась ли природы в средневековье
- средневековье. взаимоотношения человека и природы
В Средние века деревни были сосредоточены вокруг замков феодалов, и крестьяне всецело зависели от этих господ. Это происходило потому, что на заре формирования феодализма короли раздаривали своим вассалам земли вместе с людьми, на них проживающими. К тому же внутренние и внешние войны, в состоянии которых постоянно пребывало средневековое общество, разоряли крестьян. Нередко случалось, что сами крестьяне просили феодалов о помощи, когда не могли самостоятельно защитить себя от набегов и грабежей своих соседей или чужестранцев.
Численность крестьян и их роль в обществе.
Крестьяне составляли около 90% всего населения средневековой Европы. С одной стороны, это низшее, третье сословие. Рыцари презирали крестьян, смеялись над невежественными мужиками. Но, с другой стороны, крестьяне - необходимая часть общества. По мнению средневековых мудрецов, крестьяне кормят всех остальных , и в этом их огромная заслуга перед всем обществом. Церковные писатели даже утверждали, что у крестьян больше всего шансов попасть в рай: ведь они, выполняя Божьи заветы, добывают хлеб насущный в поте лица своего .
Быт крестьян.
Крестьянин интересовался лишь событиями, происходившими в родной деревне, да ещё в двух-трёх соседних селениях.
Жилище.
На большей площади Европы крестьянский дом строился из дерева, но на юге, где этого материала не хватало, чаще из камня. Деревянные дома крылись соломой, которая годилась в голодные зимы на корм скоту. Открытый очаг медленно уступал место печи. Маленькие окошки закрывались деревянными ставнями, затягивались пузырём или кожей. Стекло использовалось лишь в церквях, у сеньоров и городских богачей.
Питание.
Неурожаи и голод - постоянные спутники Средневековья. Поэтому питание средневекового крестьянина никогда не было обильным . Обычной была двухразовая трапеза - утром и вечером. Повседневной пищей большинства населения был хлеб, каши, варёные овощи, зерновые и овощные похлёбки , приправленные травами, с луком и чесноком.
Нормы и ценности.
Жизнь крестьянина почти не зависела от событий, происходивших в "большом мире" , - крестовых походов, смены правителей на троне, споров учёных богословов. Гораздо сильнее на неё влияли ежегодные изменения, происходившие в природе, - смена времён года, дожди и заморозки, падёж и приплод скота. Круг человеческого общения крестьянина был невелик и ограничивался десятком-двумя привычных лиц, но постоянное общение с природой давало сельскому жителю богатый опыт душевных переживаний и отношений с миром. Многие из крестьян тонко чувствовали очарование христианской веры и напряжённо размышляли над отношениями человека и Бога.
Билет.
Городская культура в традиционном обществе.
В X-XI вв. в Западной Европе начинают расти старые города и возникают новые. В городах зарождался новый образ жизни, новое видение мира, новый тип людей. На основе возникновения города оформляются новые социальные слои средневекового общества - горожане, цеховые ремесленники и купцы. Они объединяются в гильдии и цехи , защищающие интересы своих членов. С возникновением городов усложняется само ремесло , оно требует уже специальной подготовки. В городах формируются новые социальные отношения - ремесленник лично свободен, защищен от произвола цехом. Постепенно крупным городам, как правило, удавалось свергнуть власть сеньора, в таких городах возникало городское самоуправление . Города были центрами торговли, в том числе внешней, что способствовало большей информированности горожан, расширению их кругозора. Горожанин, независимый от любой иной власти, кроме магистрата, видел мир по-иному, чем крестьянин. Стремящийся к успеху, он стал новым типом личности.
Внешний вид
Города в средневековой Европе были небольшими . В среднем же городе Западной Европы в описываемые времена жило не больше 5-7 тыс. человек. Город с населением 15-20 тыс. уже считался большим, а население 40-50 тыс. было только в столицах крупных государств, таких как Лондон или Париж. Совсем маленький городок мог насчитывать всего 2-3 тыс. жителей.
Города строились по берегам рек, вдоль крупных трактов или вокруг замков . Если город ставился на дороге, то участок этой дороги в пределах города превращался в главную городскую улицу. Практически любой город окружен стенами . Причем, чем больше и богаче город, тем более мощные и высокие стены его ограждают.
Многие города имели примерно однотипную радиальную планировку. В центре главная площадь , на которой находились самые главные здания: центральный собор, ратуша или зал заседаний, дом (или замок) правителя. От площади по радиусам разбегались улочки. Они не были прямыми, петляли, пересекались, образуя маленькие площади, их соединяли проулки и проходы. Все это образовывало настоящий лабиринт, в котором приезжему нетрудно заблудиться.
Население
Основное население - ремесленники . Ими становились крестьяне, бежавшие от своих господ или уходившие в города на условиях выплаты господину оброка. Становясь горожанами, они постепенно освобождались от личной зависимости от феодала. Хотя основная масса горожан занималась ремеслом и торговлей, многие жители города имели свои поля, пастбища и огороды вне городских стен, а отчасти и в черте города. Мелкий скот (козы, овцы и свиньи) нередко пасся прямо в городе.
Ремесленники определённой профессии объединялись в пределах каждого города в особые союзы - цехи. В большинстве городов принадлежность к цеху являлась обязательным условием для занятия ремеслом. Цех строго регламентировал производство, и через посредство специально избранных должностных лиц следил за тем, чтобы каждый мастер - член цеха - выпускал продукцию определённого качества. Цеховые уставы строго ограничивали число подмастерьев и учеников, которое мог иметь у себя один мастер, запрещали работу ночью и в праздники, ограничивали количество станков у одного ремесленника, регулировали запасы сырья. Кроме того, цех был также и организацией взаимопомощи ремесленников, обеспечивавшей за счёт вступительного взноса в цех, штрафов и других платежей помощь своим нуждающимся членам и их семьям в случае болезни или смерти члена цеха. Цех также выступал как отдельная боевая единица городского ополчения в случае войны.
Старый сруб, покрытый дранью Мазанка, околица
Уклад жизни крестьян менялся также очень медленно. Трудовой день по-прежнему начинался рано: летом с восходом солнца, а зимой задолго до рассвета. Основой сельской жизни был крестьянский двор, состоявший (за небольшим исключением) из большого семейства, где родители жили под одной крышей с женатыми и неженатыми сыновьями, незамужними дочерьми.
Чем крупнее был двор, тем легче ему было справляться в краткий, четырёх-шестимесячный период, отведённый природой средней полосы на производство полевых работ. Такой двор содержал больше скота, мог возделать больше земли. Спаянность хозяйства основывалась на совместном труде под руководством главы семейства.
Крестьянские строения состояли из небольшой и низкой по высоте деревянной избы (в простонародье называли «хатами»), амбара, скотного сарая, погреба, гумна и бани. Последние были не у всех. Часто топили бани по очереди с соседями.
Избы рубились из брёвен, в лесных районах крыши были покрыты дранью, а в остальных чаще соломой, что являлось причиной частых пожаров. В здешних местах они были опустошительны из-за того, что крестьяне не имели вокруг домов садов или деревьев, как в южных районах Черниговской губернии. Поэтому огонь распространялся быстро от строения к строению.
В уездах Брянского края, относящихся тогда к Черниговской губернии, можно было встретить мазанки - тип дома, характерный для Малороссии. Они были с трубой, но без полов. Стены такого дома состояли из деревянного каркаса (тонкие ветки) или сырцового кирпича и обмазывались глиной как с внешней, так и с внутренней стороны, а затем покрывались известью.
В большинстве крестьянских жилищ на протяжении всего XIX века продолжали отсутствовать печи с трубой. Дело было не только и даже не столько в сложности их изготовления.
С. Виноградов. В избе.
А.Г. Венецианов. Гумно
Многие крестьяне были убеждены, что «чёрная», или курная (без трубы) изба суше белой (с трубой). В «чёрной» избе вверху было прорублено окно для выхода дыма. Дополнительно, когда затопится печь, отворялась дверь или окно. Приток свежего воздуха очищал атмосферу тесного жилища, в котором находилась не только большая крестьянская семья, но и часто телёнок или ягнята, которых надо было некоторое время после рождения держать в тепле. Однако при этом стены таких изб, одежда людей постоянно были покрыты копотью.
Внутреннее убранство избы не отличалось разнообразием. Напротив двери в одном углу находилась печь, в другом - сундук или ящик, над которым размещались полки с посудой. Печь редко выкладывалась из кирпича из-за его дороговизны. Чаще её изготавливали из глины, делая свод на деревянных обручах, которые затем после высыхания выжигали. Несколько десятков обожженных кирпичей использовали только на поверхности крыши для выкладывания трубы.
В противоположном от печи, восточном углу - образа и стол. От печи по стене был сделан помост, служивший вместо кровати, а вдоль остальных стен располагались лавки. Пол редко был дощатым, а чаще земляным. Печь с трубой или без неё делалась так, чтобы обязательно было теплое место, на котором могло поместиться несколько человек. Это было необходимо для высушивания одежды и обогрева людей, целый день вынужденных проводить на холоде, в слякоти.
Впрочем, в избе все члены семейства собирались только в самое холодное зимнее время. Летом мужчины ночевали в поле при лошадях, осенью до сильных холодов, пока продолжалась молотьба, на гумне, под овином.
Кроме избы, на крестьянском дворе были не отапливаемые клети или амбары. Здесь хранили ткани, одежду, шерсть; самопрялки, а также съестные припасы и хлеб. До наступления зимних холодов здесь же жили женатые члены семейства или незамужние дочери. Число клетей зависело от достатка и наличия молодых семей. Сухое зерно и картофель многие крестьяне хранили в специальных земляных ямах.
Хлев или сараи для скота чаще всего строились без больших затрат на материалы: из тонких брёвен и даже в виде плетня с большим количеством отверстий. Корм для скота укладывался вдоль стены и служил одновременно подстилкой. Свиньи редко размещались в отдельных помещениях и просто бродили по двору, куры находились в сенях, на чердаках и в избе. Водоплавающие утки и гуси чаще разводились в тех деревнях и сёлах, которые стояли у озёр и рек.
В питании крестьяне довольствовались тем, что производилось в собственном хозяйстве. В будни пища приправлялась салом или молоком, а на праздничные дни была припасена ветчина или колбаса, курица, поросёнок или баран. В муку для приготовления хлеба добавляли мякину. Весной многие крестьяне питались щавелем и другой зеленью, разваривая её в свекольном рассоле или приправляя квасом. Из муки приготавливался суп, называемый «кулешом». Хлеб в это время пекли только зажиточные крестьяне.
По оставленному описанию крестьянская одежда также по-прежнему изготавливалась дома. У мужчин главная её часть зипун (кафтан] из домашнего сукна длиной до колен, рубаха из домашнего холста, войлочные ермолки на голове, а зимой бараньи шапки с ушами и суконным верхом.
У женщин одежда изготавливалась из того же материала, а отличалась особым покроем. Выходя на улицу, надевали суконную распашную кофту (свитку], под которой зимой была надета шубка. Свитки были преимущественно белого цвета. Женщины также носили поневу, т. е. кусок шерстяной цветной ткани с холщовым передником. Длинные шубы встречались редко. В обычные дни голову повязывали холщовым платком, в праздники - цветным.
Специфические черты ментальности крестьянства связаны с материальным бытием этого общественного слоя и прежде всего с характером его производственной деятельности, с хозяйствованием на земле в тесном и непосредственном общении с природой. Но не сами по себе хозяйственные занятия или окружающая природа, а выраставшие на их основе социальные структуры и отношения определяли менталитет крестьянства. Главной социальной ячейкой, где складывалось мировоззрение крестьянина, его представления об окружающем мире - природе и обществе, о своем предназначении, должном и сущем, социальной справедливости была община.
Ментальность крестьянства - это общинная ментальность, сформированная в рамках замкнутого локального сообщества, в сельской соседской организации. Конечно, на ментальность крестьянства влияло и макрообщество, но его значение в этом плане несравнимо со всеобъемлющим влиянием общины. На доиндустриальных стадиях именно общинная ментальность крестьянства определяла менталитет общественного целого.
Община выступала как социальный институт, регулировавший внутреннюю жизнь крестьянского сообщества и его связи с внешним миром, хранитель и транслятор производственного и социального опыта, всей системы ценностей крестьянства. На общине замыкались основные проявления жизнедеятельности крестьянина и его сознание, естественно, не могло быть иным, нежели групповым, общинным. Мировосприятие крестьянина - это мировосприятие члена малого сообщества, вся жизнь которого от рождения до смерти проходит внутри замкнутого мира. Подобный характер крестьянской ментальности в конечном счете обусловлен природой крестьянской экономики и всех сущностных сторон крестьянского бытия, контактами крестьянских сообществ с макрообществом, их социальным статусом. Занятие земледелием и животноводством, т. е. теми сферами, которые непосредственно привязаны к естественному базису и подчинены действию социоприродных закономерностей, семейный характер крестьянского производства, неизбежность кооперации отдельных семей - вот та основа, на которой складывалась крестьянская ментальность: восприятие мира, нравственность, эстетика, социальная психология, поведенческие стереотипы.
Конкретные формы крестьянской ментальности варьируются во времени и пространстве в зависимости от совокупности исторических и экологических условий. Однако в том или ином виде коллективистское общинное начало присутствует во всех крестьянских сообществах. Наиболее ярко выраженные формы общинного сознания у крестьянства приходятся на стадию господства традиционной аграрной экономики. Но общинное начало длительно удерживается в крестьянском менталитете и при появлении агротехнических новшеств с началом восхождения общества на индустриальную ступень развития. При сохранении значительных масс крестьянства в составе населения оно влияет на ментальность всего общества и его культурно-исторический облик.
На послепервобытных доиндустриальных стадиях сельская община является базовой структурой для возникновения всех других социальных структур и институтов. Общинный архетип с присущими ему формами сознания лежит в глубинной основе всего социального организма. Цивилизация на этих стадиях общественного развития носит аграрно-традиционной характер. Ее основы заложены господством аграрной экономики и общинным бытием. И даже в обществах, достигших высокого уровня индустриального развития и изживших общину как структурный элемент, общинное начало - пусть в «снятой» форме - присутствует в общественных отношениях. Оно живо дает себя знать в массовом сознании, в экстрополяции особенностей общинного сознания на социум в целом (на национальное самосознание, восприятие государственности в качестве связи отдельных микромиров и т. д.). Объяснение этого следует искать в том, что несмотря на свою ограниченность и замкнутость, институт общины и групповое общинное сознание в наиболее непосредственной форме закодировало главную сущность социальности: сопричастность индивида к делам и интересам коллектива, солидарность, сотрудничество, взаимопомощь. Община являлась конкретной формой социальной общности, из которой родились все другие известные в человеческой истории формы социальной общности.
Для понимания судеб России в прошлом и настоящем изучение проявлений общинного начала в менталитете народа - а в данном случае можно говорить не только о крестьянстве, но и о всем народе - задача первостепенной важности. В недалеком по историческим меркам прошлом Россия была крестьянской страной. В менталитете российского крестьянства при наличии общих черт с крестьянством других стран и регионов имелась специфика, обусловливаемая особенностями исторического развития, начиная с раннего средневековья и кончая временем исчезновения класса мелких землевладельцев, ведущих парцеллярное семейное хозяйство.
Существование крестьянства в России (включая стадию его формирования и раскрестьянивания) насчитывает не менее тысячи лет. К началу XX столетия, когда в экономически развитых центрах уже господствовала индустриальная система, Россия подошла страной, где крестьянство составляло безраздельно господствовавшую массу населения, а мелкокрестьянское производство было самым массовым экономическим укладом. Причины удержания в России нового и новейшего времени в столь огромных масштабах мелкокрестьянского уклада и сохранения им черт традиционности заключены в относительно позднем (по сравнению с другими регионами Европы) земледельческом освоении Восточноевропейской равнины, в геополитической обстановке существования российского государства, а также в особенностях экологических условий, в немалой степени влиявших на характер и темпы развития крестьянского производства (а следовательно, и экономики страны в целом), в специфике общественного строя России. Подавляющее большинство российского крестьянства было организовано в общины, жизнеспособность и прочность которых наглядно выявили провал столыпинской реформы и возрождение после революции 1917г., общинных организаций, появление их там, где они в свое время исчезли или ранее их вовсе не было (как, например, во вновь осваиваемых районах). В таких условиях общинное начало в менталитете крестьянства и всего общества было чрезвычайно сильно.
Индустриализация и модернизация страны, осуществляемые форсированными темпами в невероятно сжатые сроки совершались в условиях неизжитости огромных пластов докапиталистических отношений в общественном строе, от экономики до духовной сферы. Естественно, что дух общинности был той аурой, в которой формировалась ментальность всего общества. Его носителем выступало не только все сельское население, но и рабочий класс пореформенной России, который только что (в массе своей первом или во втором поколении) оторвался от крестьянства, и интеллигенция, в лице передовых своих представителей остро ощущавшая и переживавшая народные беды, и даже часть буржуазии (особенно вышедшей из старообрядческой среды).
На стадии доиндустриальной аграрной экономики - а именно на эту стадию приходится существование традиционного крестьянства - хозяйствование на земле и все бытие крестьянина неразрывно связано с локальным сообществом - сельской соседской общиной. Семейная кооперация при самой большой обособленности и самостоятельности не могла обойтись без посторонней помощи. При существовавшей на доиндустраиальной стадии общественного развития технике, непосредственной зависимости производства от погодных условий (с их периодическими колебаниями) таковая требовалась даже в собственном хозяйстве крестьянина. Создание же инфраструктуры, хозяйственное использование сельского надела, а тем более освоение новых территорий были под силу лишь коллективу. Отдельная семья оказывалась беззащитной в социальном отношении. Только все вместе, объединившись семьи могли отстаивать свои интересы, противостоять натиску государства, крупных землевладельцев и прочих сильных мира сего. Крестьянской семье - даже если это неразделенная большая семья - в одиночку было просто не выжить. Община выступала гарантом нормального функционирования и воспроизводства крестьянской семьи, тем институтом, который в экстремальных условиях обеспечивал ее физическое выживание. (А. Я. Ефименко, А. А. Кауфман, И. В. Чернышев, К. Р. Качаровский, Н. П. Огановский, Р. Редфилд, Дж. Скотт и др.).
Совместное выполнение работ, непосильных одной семье, сотрудничество, взаимопомощь, определенная степень уравнительности в обеспечении всех семей землей и другими объективными условиями хозяйствования, наличие страхового фонда - эти характерные черты крестьянского сообщества и, как их следствие, общинное сознание прослеживаются до самого конца существования соседской общины. В России даже в пореформенное время при ясном понимании крестьянами того, что община с ее переделами, чересполосицей, трехпольем с принудительным севооборотом, верховным распоряжением мира всеми землями, круговой порукой, поглощенностью личности сообществом стояла на пути агротехнического и социального прогресса, деревня держалась за этот средневековый институт как за якорь спасения. В условиях острого малоземелья и нищеты, круговая порука, многополосица и чересполосица, принудительность севооборота, пропуск наиболее выгодных для поднятия пара сроков (из-за использования отведенного для него поля в качестве временного пастбища) и другие, казалось бы совершенно иррациональные обычаи в пореформенной общине, резко отрицательно оцениваемые в советской (а подчас и в дореволюционной) отечественной литературе, служили средством элементарного выживания крестьянства.
Групповое общинное сознание (в значительной мере оно было мифологическим) пронизывало все сферы жизни крестьянского сообщества. Это было сознание коллектива людей, связанных между собой не только деловыми отношениями, но и эмоционально, сознание, ориентированное на идущие исстари традиции и идеалы. Для крестьянина его община - это целый мир. Недаром русские крестьяне называли общину миром или обществом. Крестьянин-общинник делил людей на «своих» и «чужих». Причем к категории «чужих» относились не только горожане, феодалы и вообще представители иных сословий, но члены других сельских сообществ. (Единение с ними происходило лишь во время массовых крестьянских движений). «Мы» и «они» - такое видение окружающего мира являлось порождением общинного локализма и замкнутости;
Сельская община была тем институтом, где осуществлялась социализация ее членов. Крестьянин противостоял внешнему миру, включался в целостный социальный организм (макрообщество) не как отдельный индивид, а через общинную организацию. С малых лет он воспринимал в виде непреложных законов естества порядки, обычаи и традиции своей общины.
Господство общинного сознания непосредственно обнаруживается в поземельных отношениях - этой важнейшей сфере крестьянского бытия. Традиционный крестьянин связан с землей эмоционально. Он и земля это единое целое. Труд на земле составляет для крестьянина главное содержание его жизни. Слабая расчлененность социального и природного начал на стадии господства аграрной экономики предполагала сакрализацию земли. Право каждого члена сельского сообщества трудиться на земле священно. Это по существу право на жизнь. Оно дается от рождения, предопределяется фактом принадлежности человека к конкретному сообществу и закрепляется традиционными общинными установлениями, в первую очередь верховенством коллективной общинной собственности над собственностью семейно-индивидуальной.
Собственность - категория историческая. В традиционных крестьянских сообществах нет собственности в современном понимании. Права распоряжения, владения и пользования здесь слиты воедино и в этой своей слитности в зависимости от конкретных экологических и исторических условий в определенной форме и мере разделены между крестьянской семьей и сообществом. Еще более существенной особенностью традиционного землевладения являлась связь последнего с трудовым принципом. Крестьянское землевладельческое право (в той мере, в какой оно допускалось общиной, а в случае сеньориального режима еще и владельцем) распространялось лишь на обрабатываемые угодья. Частная собственность на невозделанную землю - явление позднее, связанное с достаточно высоким уровнем товарно-денежных отношений и в целом общественного развития. В зафиксированных русскими средневековыми источниками фактах отчуждения крестьянами-общинниками участков земли (иногда даже целых наделов) речь идет о сделках не на землю как естественный фактор, определенную территорию, а на вложенный в ее обработку труд.
Эта сторона правового мышления традиционного крестьянства прекрасно отражена в ставшей уже хрестоматийной формуле, ограничивающей право владения границами хозяйственной деятельности (подсеки, пахоты, сенокоса, установления рыболовных и охотничьих приспособлений и т. д.). Соотношение права на землю как объективное условие труда и принципов трудового права обстоятельно проанализировано в дореволюционной отечественной науке (А. Я. Ефименко, В. В., К. Кочаровский, А. А. Кауфман, И. В. Чернышев, П. А. Соколовский и др.). Для российского крестьянина земля - природный (божий) дар. Она принадлежит всем. И каждый имеет право трудиться на ней. Право на труд на земле, присвоение земли для осуществления этого права в глазах крестьянина - высшая правда и справедливость. Распоряжение земельными участками может быть связано лишь с вложенным трудом. На страже подобной практики стояло обычное право и вся система отношений в общине. Присущий общине коллективизм, опосредование присвоения земли крестьянином через мирскую организацию находили выражение в групповом сознании.
Преобладанию общего над семейно-индивидуальным, частным в сфере поземельных отношений в крестьянских мирах России во многом способствовали условия хозяйствования и специфика общественного строя, в частности особо активная роль политической надстройки, оформление в XVII в. системы государственного феодализма, происшедшее со временем превращение земли, занятой свободными от частновладельческой зависимости тяглыми общинами, в государственную собственность.
Освященное традицией право крестьянина на труд на земле и плоды своего труда, ярко отраженное в средневековых источниках, пройдет через столетия. Более того, когда на исходе средневековья и в новое время в связи с демографическим ростом и появление первых признаков земельного утеснения в центре России, с ростом крупного феодального землевладения, перестройкой управления в вотчинах и поместьях, увеличением частновладельческой ренты, распространились земельные переделы, это общинное правосознание заметно упрочится. В условиях малоземелья и утяжеления тягла уравнительный передел означал реальное осуществление права каждой крестьянской семьи на труд и, следовательно, на физическое существование.
И в пореформенное время прочность института общины, действенность общинного коллективизма и сознания базировались на традиционной системе взаимосвязи и взаимодействия общины и крестьянского двора как семейно-трудового объединения. Община по-прежнему выступала прямым продолжением и гарантом семейного хозяйства, что находило непосредственное отражение в отношениях собственности. К сожалению, собственность крестьянского двора, пореформенного времени не подвергалась специальному анализу под этим углом зрения. Между тем собственность крестьянского двора в общине и вне общины не была еще полной частной собственностью - той частной собственностью, которая являлась и условием, и фактором капиталистического развития. Русское пореформенное право различало четыре вида крестьянской собственности: общественную (точнее общинную), общую, семейную и личную, которая только и была в полной мере частной собственностью. Эта последняя с трудом пробивала себе дорогу в деревню. Не случайно ставка на замену собственности двора как семейно-трудового объединения собственностью индивида-домохозяина была исходным моментом в столыпинской аграрной реформе. По закону 14 июня 1910 г. о выходе из общины (ст. ст. 9,47,48) все земельные участки, переходящие или когда-либо прежде перешедшие в подворное владение объявлялись с этого момента личной собственностью домохозяина. Общей собственностью признавались лишь участки земли, находившиеся в нераздельном владении матери и детей или лиц, не состоявших между собой в родстве. Семейно-трудовая собственность должна была исчезнуть вместе с общиной. Провал попытки заменить в земельных правоотношениях крестьянства собственность семейно-трудового коллектива собственностью домохозяина был одной из главных причин неудачи столыпинского наступления на общину. Все известные материалы определений говорят, что в этом пункте крестьянство оказало наиболее широкое и решительное сопротивление.
Частная собственность домохозяина на землю в глазах крестьян означала либо быстрое измельчание земельных наделов, поскольку с ликвидацией общины исчезала возможность компенсации растущих семей за счет мельчавших, либо введение единонаследия, что вело бы к нарушению равенства членов семьи, разделяя их на имущих и неимущих от рождения. Единонаследие по своим социальным результатам представляло бы собой своеобразное «огораживание» внутри крестьянского двора и, естественно, встречало сопротивление широких слоев деревни.
Применительно к советскому периоду - и это показано в литературе - последовательное проведение принципа собственности двора и отрицание личной частной собственности домохозяина было одной из главных идей революционного правосознания крестьянских масс, нашедших выражение во всех основных земельных законах Советской власти, начиная с Декрета о земле. В этом состоял один из главнейших факторов возрождения общины в ходе и после революций 1917 года.
Надо подчеркнуть, что убеждение в превосходстве собственности двора как семейно-трудового объединения над собственностью входящих в него отдельных лиц, включая домохозяина, свойственно не одному только русскому крестьянству. Известно, например, что такое же правосознание было присуще и мозельскому крестьянству в Германии 40-х годов прошлого века и там оно проявлялось, в частности, в сопротивлении навязываемому сверху единонаследию по принципу майората.
Экономика (и этика!) выживания создает свою систему социальных отношений, в том числе отношений собственности, специфика которой имеет принципиальное значение для понимания крестьянства как социального феномена, для понимания крестьянского восприятия жизни. Здесь проявляются главнейшие свойства крестьянской ментальности, вобравшие в себя жизненный опыт предшествующих поколений.
Революция 1917г. оставила выдающийся документ, отразивший с предельной силой самую сердцевину крестьянской ментальности в России. Речь идет о Примерном наказе, составленном на основе 242 сельских и волостных наказов 1-му Всероссийскому съезду Советов крестьянских депутатов в мае 1917 г. Главное место в Наказе занимали наболевшие социальные вопросы, прежде всего вопрос о земле, вокруг которого развертывалась аграрная история России со времени реформ 1861 г. В свете крестьянской ментальности «самое справедливое решение земельного вопроса выглядело следующим образом: «Право частной собственности на землю отменяется навсегда... Вся земля... отчуждается безвозмездно, обращается во всенародное достояние и переходит в пользование всех трудящихся на ней... Право пользования землею получают все граждане (без различия пола) российского государства, желающие обрабатывать ее своим трудом, при помощи своей семьи или в товариществе, и только до той поры, пока они в силах ее обрабатывать. Землепользование должно быть уравнительным, т. е. земля распределяется между трудящимися... по трудовой или потребительной норме...»
Крестьянский идеал - «свободный труд на свободной земле». Он предполагал возможность осуществления его каждым, кто желал и мог обрабатывать землю своим трудом.
В ходе революции община вновь ожила и окрепла, поглотив основную массу сельскохозяйственных земель (свыше 9/10). Это обстоятельство выдвигается основанием для вывода об архаизации социально-экономической структуры послереволюционной деревни.
Решение противоречия между традиционными общинными порядками и требованиями агрикультуры стали искать еще до революции на путях прогрессивной общины». В 20-х годах работы по «усовершенствованию общины» велись довольно широко, однако должной поддержки со стороны государства они не получили. Внимание новой власти было целиком устремлено в коллективистское будущее, противостоящее старой общине с ее мирским самоуправлением.
Групповое сознание крестьян-общинников идеологически закреплялось серией обрядов, обычаев, традиций и ритуалов. Важную роль в этом играло совместное проведение бытовых и религиозных праздников, пиров, на которые собирались всей деревней, селом или ближним родством.
Нищета, малоземелье, сословная приниженность, тяготы, связанные с выкупными платежами, крепко привязывали основную массу крестьянства к общине, но в ее недрах зарождался пока еще узкий слой земледельцев, которых стесняли общинные порядки. Активная деятельность и энергия этого слоя требовали свободного проявления личности во всех отношениях. Со временем в сельской общине все более отчетливо устанавливалось противостояние двух типов общинников - традиционного крестьянина, приверженного обычаям отцов и дедов, общине с ее коллективизмом и социальной защищенностью, и нового крестьянина, желающего жить и хозяйствовать насвой страх и риск. Их сосуществование было настолько характерным, чтонашло отражение в художественной литературе. Весьма выразительно два противоположных типа, один из которых был носителем общинного начала, а другой индивидуалистического представлены, например, в рассказе А. И. Эртеля «От одного корня» (1883 г.).
Расшатывание традиционных устоев общины в результате социально- экономического расслоения деревни в пореформенное время не вызывает сомнений. Одновременно в крестьянской среде наблюдалось формирование нового типа личности, стремившейся освободиться от власти общины, в результате чего отношения между индивидом и миром часто приобретали конфликтный характер.
Мощный подъем крестьянского движения, послуживший основой всей российской революции, явился в конечном итоге проявлением и торжеством именно общинно-уравнительной ментальное. Эгалитаризм сельской общины - это не равенство современного гражданского общества, а уравнительность в распределении объективных условий хозяйствования и существования. Принцип уравнительности, донесенный российским крестьянством до XX столетия, замедлял товарно-капиталистическую трансформацию деревни, но смягчал ужасающую нищету деревни, обеспечивал физическое выживание деревни, и в этом смысле имел преимущества перед формально-юридическим равенством буржуазного общества. Этот принцип сыграл огромную роль в революционном движении крестьянства, его борьбе за землю, отмену сословной приниженности.
Уравнительно-коммунистические тенденции общинного крестьянства наложили сильную печать на революционно-освободительное движение в России. Они стали основой теоретических воззрений и практики народников и даже оказали влияние на социал-демократов, в теории не принимавших народнической идеи утопического социализма, но на деле способствовавших ее утверждению.
В силу непосредственной привязанности традиционной аграрной экономики к естественному базису, ее погруженности в природу, о чем шла речь выше, в крестьянской общине сохранялись мощные пласты первичной (доклассовой, догосударственной) социальности: принципы коллективизма, демократизма, социальной справедливости. Но к стадии первичной социальности восходят также иерархичность и авторитаризм общины, проистекавшие из подчиненности человека природным силам, представляемых в виде богов и демонов, всемогущих духов первобытных религий.
Само собой разумеется, что противостояние локализма и государственности, догосударственного и государственного сознания не было однозначным в ходе исторического процесса. В менталитете крестьянских миров по мере нх втягивания в широкую общественную связь (с городом, церковью, крупным землевладением и т. д) возрастало значение государственного начала.
И тем не менее именно в сфере государственно-институциональных представлений крестьянская ментальность претерпела наиболее радикальные перемены в начале XX века. Уже в ходе первой русской революции крестьянство поднимается до уровня политических требований (наличие в Думе фракций, представляющих интересы крестьян, непосредственные выступления в Думе самих крестьян, крестьянские наказы и т. п.) и создания собственной политической организации - Союза трудового крестьянства, потенциально способного перерасти в политическую партию. Расправа с народной революцией и столыпинская аграрная реформа нанесли первые удары по наивному монархизму в крестьянской среде. Окончательно вытравили его ужасы первой мировой войны, бездарность и эгоизм господствующих классов. Крестьянский менталитет становится республиканским с решительным отрицанием любой возможности единовластия, хотя бы в виде президентства.
Сошлемся на такой выдающийся документ 1917 г., как «Примерный наказ»: «Верховная власть в государстве российском отныне и на вечные времена принадлежит самому свободному народу... Формой правления в государстве российском должна быть демократическая республика... Республика должна быть без президента... Широкое самоуправление на демократических началах во всех отраслях общественной и государственной жизни...» Наказ содержал и прямые антимонархические положения, вплоть до требования «конфискации капиталов дома Романовых, находящихся за границей». Последующие события революции и гражданской войны не изменили антицаристских, и в частности антиромановских, настроений в крестьянских массах. Антоновцы, поднявшие в 1920 г. крестьянское восстание против большевистских советов, требовали создания демократического государства, обеспечивающего «политическое равенство всех граждан, не разделяя их на классы, исключая дома Романовых». Впрочем, до созыва Учредительного собрания из политической жизни антоновцами исключались и коммунисты.
Демократические требования наказа пронизаны идеей прямого и непосредственного участия народа в управлении государственными и местными делами, что отвечало духу общинного менталитета крестьянства. В этом же причина принятия крестьянством власти Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов как единой системы государственного и местного управления.
Локализм крестьянских миров, сохранявшийся и в пореформенной России, в условиях военного разорения и усиливавшегося нажима со стороны государства ожил в порядке естественной и адекватной защитной реакции. Показателем этого является возникновение крестьянских республик, особенно в 1918 г., когда крестьянство при помощи локализма защищало свои кровные интересы, спасалось от разграбления со стороны государства. История России знала два способа борьбы государства с общиннымм локализмом и преодоления «самовольства» в поведении крестьянства:
1) до революции интеграция общинного самоуправления в систему государственного местного управления, что облегчало подчинение и подавление крестьянства до тех пор, когда общинное самоуправление не оказалось вдруг организацией революционных действий крестьян, хотя и в локальных масштабах;
2) в советское время ограничение общинного самоуправления сугубо внутрихозяйственными, главным образом поземельными делами, и прямое подчинение его органам государственного управления - сельским и волостным советам, связанное с коренной ломкой крестьянской ментальности и потребовавшее значительных усилий и времени.
Разумеется, общинное наследие в крестьянской ментальности современной России не исчерпывается привычной ценностью прямого самоуправления села, оно состоит прежде всего в абсолютном приоритете трудового пользования землей - равенства прав на землю всех, кто ее обрабатывает своим трудом, ибо труд на земле - основа человеческой жизни. В этой связи необходимо подчеркнуть, что форсирование экономических и политических реформ без учета пришедшей из исторического прошлого ментальности общества может иметь катастрофические последствия. А ментальность эта в значительной мере унаследовала черты крестьянской общинной ментальности с ее принципами непосредственной демократии, социальной справедливости, коллективности.
Общинное начало в ментальности крестьян не является, конечно, специфически российским явлением. Это родовой признак крестьянского менталитета и в том или ином выражении он свойствен крестьянству вообще. Однако в России он приобрел особенно устойчивый и ярко выраженный характер. В силу во многом неблагоприятных геополитических, социальных, а также экологических условий России задача выживания для крестьян оставалась главной даже в XX в. Ее придется решать и наступающему XXI веку.
Традиционная общинная ментальность принадлежит пройденным стадиям общественного развития. Ныне ее историческая ограниченность очевидна. Но не менее очевидно и то, что в ней заключены непреходящие ценности, характеризующие сущностную природу социальности: коллективизм, демократизм, взаимопомощь, социальная справедливость, равенство. Эти высокие нравственные начала, выработанные общинными микромирами, должны быть перенесены на макрообщество и человечество в целом и сохранены современной цивилизацией.
Природные факторы и процессы, включенные с помощью технических средств в состав производительных сил, оказывали существенное влияние на материальное производство, а через него на социально-экономические и политические отношения, духовную жизнь общества и этнические традиции.
С особенностями географической среды связано, например, пространственное и временное распространение форм феодальной эксплуатации. Так, барщинно-крепостническая система господствовала в основном в зоне умеренного климата, при наличии хороших или средних по качеству почв. В этих условиях помещики могли успешно вести свое хозяйство, эксплуатируя крестьян, занимавшихся главным образом земледелием. В местностях с суровым климатом, неплодородной почвой, слабой плотностью населения помещичьи усадьбы встречались редко: в этих условиях эксплуатировать крестьян было значительно сложнее. Если в старых, давно заселенных южных и центральных районах в середине XIX в. число помещичьих крестьян превосходило или было примерно равно числу государственных, то в Южном Приуралье оно составляло всего 31% государственных крестьян, в Северном Приуралье - около 15%, на Европейском Севере - 24%, в Сибири же их было всего 3 тыс., т. е. немногим более 0,1% государственных крестьян-. Сами помещики великолепно понимали все выгоды, которые давали крепостническому хозяйству благоприятные природные условия южных районов страны. Еще во второй половине XVI в. «испомещение» дворян южнее Оки стало интенсивным 2. Правда, в то время оно вызывалось в основном военными соображениями. Ho в конце XVII и особенно в XVIII и XIX вв. помещичье освоение южных районов велось уже из экономических соображений. Многие помещики продавали свои земли Черноземного Центра или Украины, переводя на них своих крепостных. К моменту крестьянской ре
формы эти южные территории были основательно освоены помещиками.
Влияние естественно-географической среды на форму и величину крестьянских повинностей проявилось, например, в территориальном распределении барщины и оброков в России в XVIII - первой половине XIX в. Хотя на распределение этих повинностей влияли прежде всего социальные факторы, все же географические условия также играли определенную роль. Так, в губерниях Нечерноземного Центра процент крестьян, выполнявших в основном барщинные работы, составлял в 60-х годах XVIII в. 40,8%, а в 1858 г.- всего 32,5%, а в плодородных губерниях Черноземного Центра и Средневолжских он составил соответственно 66,2-75% и 72,7-77,2% 3t В нечерноземных районах более высокие затраты труда на единицу сельскохозяйственной продукции заставляли помещиков предпочитать оброчную форму эксплуатации, тем более что в этом районе имелось много возможностей для крестьянского отхода на заработки. Своеобразную «инструкцию» по этому поводу представляет собой высказывание одного из помещиков черноземных губерний в середине XIX в.: «Предназначая имение на оброк или барщину, должно предварительно аккуратно рассмотреть качество и количество земли.
Вследствие этого соображения, тощий грунт и недостаток земли образуют оброчное имение, ибо крестьяне, не надеясь на плодородие земли, обращаются к другим средствам для своего существования и уплаты следующего с них оброка... Совсем иным условиям подвергается имение, предназначенное для барщины. Оно должно быть наделено не только плодородной почвой, но и достаточным количеством земли...» \
Степень плодородия почвы в условиях повышения товарности земледелия учитывалась помещиками также при решении вопросов о размерах барщинной запашки. Л. В. Милов, анализируя статистико-экономические материалы по Московской провинции 60-70-х годов XVIII в., полагает, что вследствие повышения спроса на хлеб помещики, имевшие более плодородные земли, значительно активнее обезземеливали крестьян, чем те, у которых земли не отличались плодородием. Он отмечает, что «в условиях острого малоземелья, но при сравнительном плодородии и благоприятном сбыте помещики вели наступление на крестьянские земли. Причем этот процесс неуловим, если обращать внимание лишь на одну сторону дела - общий размер помещичьей запашки» \
В некоторых случаях наблюдалась зависимость между биологической продуктивностью почвы и степенью эксплуатации крестьян. И. Д. Ковальченко, используя математические методы исследования, пришел к выводу о том, что в середине XIX в. «...и в черноземной и в нечерноземной полосе между высотой урожайности хлебов на запашках помещичьих крестьян и размерами их повинностей (т. е. соотношением помещичьих и крестьянских посевов в черноз жной и величиной оброка в нечерноземной полосе)
имела место прямая зависимость... т. е. наиболее высоким повинностям соответствовала и наиболее высокая урожайность» *. Помещики учитывали естественную производительность земли и старались ее использовать таким образом, чтобы получить максимальный доход.
И до XiX в. отдельные виды повинностей изменялись в зависимости от конкретных природных условий. Так, по судебникам 1497 и 1550 гг крестьяне при «выходе» птатили «пожилое» (плату за пользование двопом) в зависимости от характера местности, в которой живет крестьянин. Если он жил в степной местности, то платил рубль, если жил в лесной, то платил только полтину. По-видимому, учитывалась большая стоимость леса, который помещик давал крестьянину для постройки избы, в степной полосе по сравнению с лесной. Размеры единицы земельного обложения сохи с середины XVI в. также устанавливались с учетом качества почв. Земли делились на три разряда: «добрые», «средние» и «худые», причем, площадь единицы обложений с «худой» почвой была в 1,3-1,5 раза больше сохи с «хорошей» почвой. Таким способом земли, разные по качеству и приносившие владельцу различный доход, облагались в зависимости от их экономической ценности. Кроме того, в соответствии с особенностями природных ресурсов данной местности, феодалы устанавливали конкретное содержание оброка - платить ли его соболями, белками, бобрами, рыбой, медом, мясом, мукой и т. д. Это имело большое значение до последней четверти XVIII в., когда господствовал натуральный оброк.
Формы и способы эксплуатации были связаны со сменой природных циклов, этапами хозяйственного года. Так, работа на барщине обычно распределялась неравномерно: большая часть барщинных дней назначалась помещиками в теплое время года. Ho и здесь дни работы крестьян на себя и на помещика редко распределялись равномерно: «...многие помещики предоставляли крестьянам их дни только после того, как окончены были спешные господские работы; особенно часто практиковалось это в летнюю страду во время косовицы и жнитвы. При этом обычно все ведреные дни шли под барщину, в ненастные же крестьянам предоставлялось работать на своих полях. Такая система была губительна для крестьянских хозяйств, ибо им нередко приходилось или убирать хлеб, когда он осыпался, а траву косить, когда она успевала подсохнуть, или же работать по ночам и в праздничные дни»7. Такой своеобразный «учет» помещиками природных условий по существу представлял собой повышение нормы эксплуатации сверх формально принятого в данном имении числа барщинных дней.
Время санкционированного феодальными властями перехода крестьян от ^одного владельца к другому совпадало с концом сельскохозяйственного года: в Псковской земле переход был возможен в течение недели до и недели после Филиппова заговенья (14 ноября), а позже Судебник 1497 г. установил для всей
Русской земли двухнедельный срок, серединой которого являлся Юрьев день (28 ноября).
Влияние природных условий заметно также на ряде специфических черт народных движений. Есть смысл говорить о сезонных изменениях крестьянского движения, зависевшей от годового хозяйственного цикла. Табл. 10 выявляет закономерность проявлений крестьянского движения по месяцам и сезонам года. Табл. 10 составлена для периода, по которому есть массовые надежные источники. Материалом для этой таблицы служили приложения («Хроника крестьянского движения»), имеющиеся в каждом из сборников документов по крестьянскому движению8. В этих приложениях дается датировка и краткая характеристика всех известных составителям случаев крестьянского движения. Так как число проявлений крестьянского движения, начало которых датируется месяцем или сезоном года, значительно (около 3 тыс.), то общие закономерности должны наблюдаться довольно четко и, согласно закону больших чисел, искажающее влияние случайностей не должно быть сильным.
Таблица крестьянского движения по месяцам дает довольно интересную картину. Общий итог за 65 лет свидетельствует о заметных колебаниях активности крестьянского движения, диапазон которой от самого «пассивного» месяца, февраля, до самого «активного», июля, увеличивается ровно в 2 раза. Характерно, что только один месяц (март) близок к среднему числу (250 случаев, или 8,3%), все же остальные находятся не менее чем на I % выше или ниже этого уровня, что говорит о значительной дифференциации. В течение года кривая крестьянского движения плавно и постепенно (за исключением первых двух месяцев) возрастает и, достигнув вершины в июле месяце, так же плавно опускается вниз. Месяцы наибольшей активности (май, июнь, июль), дающие в среднем за месяц по 10,8% всех проявлений движения, следуют друг за другом; такой же тесной группой идут и месяцы, дающие период наиболее низкой активности- в среднем по 6,3% общего числа - ноябрь, декабрь, январь и февраль. Таким образом, разница в активности крестьянского движения в эти периоды составляла 1,7 раза. Эти два периода разделяются месяцами, в которые активность движения колебалась вокруг средних чисел,
Дифференцированность крестьянского движения характерна и для сезонов года. В этом случае два «активных» сезона, лето и весна, давали число выступлений в 1,5 раза больше, чем два «пассивных» сезона, зима и осень. Самый «активный» сезон, лето, давал в 1,7 раза больше проявлений движений, чем самый «пассивный», зима. Чтобы выяснить, наблюдаются ли указанные выше закономерности по итогам более мелких периодов, произведены также подсчеты по трем периодам крестьянского движения (1796-1825, 1826-1849 и 1850-1860 гг.). Подсчеты по сезонам показывают, что удельный вес каждого из них довольно заметно менялся. Особенно заметно сильное отклонение
| Месяц | 1796- | -1825 гг. i | 1826- | -1849 гг. | 1850- | -I860 гг. | 17S6- | ¦I860 гг. |
| абс. | % | абс. | % | абс. | % | абс. | % | |
| Январь | 66 | 9,3 | 65 | 6,2 | 74 | 5,8 | 205 | 6,9 |
| Февраль | 46 | 6,7 | 57 | 5,4 | 74 | 5,8 | 177 | 5,9 |
| Март | 48 | 7,0 | 91 | 8,7 | 99 | 7,9 | 238 | 7,9 |
| Апрель | 65 | 9,2 | 121 | 11,5 | 95 | 7,7 | 281 | 9,4 |
| Май | 65 | 9,2 | 125 | 11,9 | 133 | 10,5 | 321 | 10,7 |
| Июнь | 69 | 10.0 | 108 | 10,3 | 144 | 11,4 | 321 | 10,7 |
| Июль | 61 | 8,4 | 129 | 12,3 | 164 | 13.0 | 354 | 11,8 |
| Август | 71 | 10,4 | 88 | 8,4 | 133 | 10,5 | 292 | 9,7 |
| Сентябрь | 54 | 7,9 | 58 | 5,5 | 105 | 8,2 | 219 | 7,3 |
| Октябрь | 43 | 6,3 | 66 | 6,3 | 107 | 8,4 | 216 | 7,2 |
| Ноябрь | 46 | 6,7 | 71 | 6,8 | 69 | 5,5 | 186 | 6,2 |
| Декабрь j | 53 | 7,8 | 66 | 6,3 | 66 | 5,2 | 185 | 6,2 |
| Всего | 687 | 100,0 | 1047 | 100,0 | 1263 | 100,0 | 2995 | 100,0 |
Таблица 10
количества выступлений за зиму 1796-1825 гг.- на 5,1% выше, чем по периоду в целом. Ho даже и этот период подтверждает общую закономерность: весна и лето дают большее количество выступлений, чем остальные два сезона.
По месяцам в отдельных периодах отклонений от средних цифр за весь период было, конечно, больше. Здесь видно, что три наиболее «активных» месяца (май, июнь, июль) не всегда занимают три первых места; в свою очередь, некоторые из четырех «пассивных» месяцев иногда уходят далеко от своей средней цифры. Особенно это заметно опять-таки в 1796-1825 гг., когда январь набрал процент более высокий, чем июль. Сведения о количестве выступлений по месяцам за каждый год свидетельствуют о более сильных аномалиях, что, впрочем, является вполне естественным. Ho и там заметна более сильная активность крестьянства в летние и весенние месяцы.
Чем же можно объяснить такие проявления сезонности крестьянского движения? По-видимому, главной причиной является совпадение времени повышенной активности крестьянства с периодом полевых работ. В месяцы и недели, когда решалась судьба и крестьянского, и помещичьего урожая, когда помещики требовали большего количества барщинных дней, чем в холоднее время года, классовые противоречия поневоле должны были становиться особенно острыми. Немалое значение имело и то, что именно весной и летом (до июля включительно) крестьянские продовольственные запасы иссякали, и именно в это время (,весной) крестьяне и их скот чаще всего влачили полуголодное существование. Осенью же, после сбора нового урожая, крестья- ин обычно имел продовольствие и деньги и условия своей жиз-
ни мог считать удовлетворительными или даже хорошими. Вероятно, влияло и то обстоятельство, что осенью и зимой крестьяне оставались без такого активного и обладавшего относительно широким кругозором слоя, как отходники, которые нередко возглавляли выступления крестьян.
Конечно, сами причины крестьянского движения, как и любого проявления классовой борьбы ни в коей мере не были связаны с географической средой. Смена сезонов года не влекла за собой фатальную неизбежность повышения или понижения активности крестьянских масс. Ho все же смена времен года косвенным образом, через экономику, создавал своеобразную сезонность крестьянского движения.
Характерно, что отдельные формы крестьянского движения дарали еще более яркие проявления сезонности, чем все движение в целом (см. табл. 11, составленную по тем же материалам, что и табл. 10). Суммарные цифры здесь относительно невелики, поэтому приходится допустить большую вероятность возможных случайных отклонений результатов, чем в табл. 10. Все же, думается, использовать эти данные можно, так как каждый отмеченный в «Хронике» случай представляет собой не единичное, но коллективное действие. Вполне естественно, что попытки захвата помещичьего имущества сельскохозяйственного назначения должны были в основном производиться в период полевых работ. И действительно, пять месяцев, с апреля по август, давали почти три четверти (74%) всех подобных случаев. В зимнее время, характерное для проведения работ по заготовке лесоматериалов в крестьянском хозяйстве, совершались в основном порубки помещичьего леса. За четыре месяца (декабрь - лесоматериалов в крестьянском хозяйстве, совершались в основ- дворянского леса.
В обоих случаях следует говорить о косвенном влиянии географической среды. Ho мы имеем и редкий, случай прямого влияния природных условий на распределение по месяцам крестьянских побегов. За шесть теплых месяцев года, апрель - сентябрь, совершалось четыре пятых (79,7%) всех массовых побегов. Действительно, побег, при котором приходится, как правило, оставлять свое ходзяйство, скрываться от преследований помещика, особенно труден и опасен именно в холодное время года.
Сезонные изменения заметны и в рабочем движении этого времени. Это объясняется тем, что значительная часть работавших на предприятиях России первой половины XIX в. была еще тесно связана с сельским хозяйством и должна была трудиться и на собственном наделе земли. По данным «Хроники рабочего движения» выявляется количество выступлений рабочих по месяцам за 1800-1860 гг. (см. табл. 12),
Сезонность довольно четко отражена и здесь. Три месяца с наиболее крупными числами (апрель, май, июнь) вновь следуют один за другим и дают в среднем по 11,7% годовой суммы; пять
Tao лица 11
Изменение активности отдельных форм крестьянского движения по месяцам
(1796-1860 гг.)
| Месяд | Захват помещичьих земель (нлн распан ка их, сбор урожая, покос луга; | Maccor ые порубки г омещичьего леса | Массовые побеги |
|||
| а^с. | % | абс. | % | абс. | % |
|
| Январь | I | 0 | 6 | 19,4 | 3 | 3,8 |
| Февраль | 2 | 7,4 | 4 | 12,9 | 2 | 2,5 |
| Март | I | 3,7 | 4 | 12,9 | I | 1,3 |
| Апрель | 4 | 14,8 | 2 | 6,5 | 5 | 6,3 |
| Май | 4 | 14,8 | 2 | 6,5 | 9 | 11,4 |
| Июнь | 2 | 7,4 | ¦-¦ | 0 | 19 | 24,1 |
| Июль | 10 | 37 | 2 | 6,5 | 13 | 16,5 |
| Август | 2 | 7,4 | I | 3,2 | 7 | 8,9 |
| Сентябрь | I | 3,7 | 2 | 6,5 | 10 | 12,5 |
| Октябрь | 0 | 2 | 6,5 | 4 | 5,1 |
|
| Ноябрь | I | 3,7 | 2 | 6,5 | 4 | 5,1 |
| Декабрь | ¦г | 0 | 4 | 12,9 | 2 | 2,5 |
| Всего | 27 | 100 | 31 | 100 | 79 | 100,0 |
Таблица 12
Изменение активности рабочего движения по месяцам (1800-1860 гг.)*
| Месяц | Январь | Февраль | Март | Апрель | «8 й | п | л с: Я S | Август | Сентябрь | Октябрь | Ноябрь | Декабрь | Всего |
| абс. | 18 | 25 | 24 | 30 | 39 | 33 | 25 | 25 | 17 | 14 | 17 | 23 | 290 |
| % | 6,2 | 8,6 | 8,3 | 10,3 | 13,4 | 11,4 | 8,6 | 8,6 | 5,9 | 4,9 | 5,9 | 7,9 | 100 |
| * Рабочее движение | в России в XIX в. S * | !-е йзд | М., 1955. т* | I, 1800 | -I860. | ч. I, 2. |
|||||||
месяцев, сентябрь - январь, также следуют один за другим» но б среднем дают всего по 6,1% общегодового количества, т. е. активность движения падает в 1,9 раза. Эти периоды высокой и низкой активности отделяются периодами средней активности, длительность каждого из которых два месяца. По сравнению с ‘ крестьянским движением активный период сдвинут ровно на месяц, а его пик приходится не на июль, а на май. Возможно, это связано с тем, что наиболее резкие конфликты между рабочими и предпринимателями возникали в период сева, а в другие месяцы рабочие меньше отвлекались от предприятий на сельскохозяйственные работы. Активность рабочих в наиболее обильный волнениями месяц поднималась по сравнению с самым «пассивным» месяцем (октябрем) в 2,5 раза, т. е. разрыв был даже выше, чем разница в противоположных по активности месяцах крестьянского движения.
Хотя по периоду до XIX в. у нас нет таких массовых материалов, как по крестьянскому движению предреформенного времени, можно считать, что сезонность крестьянского движения была характерна и для более раннего времени в России.
На народное движение могли оказывать влияние и стихийные бедствия. Они резко ухудшали положение народных масс, что нередко приводило к повышению политической активности народа.
Рассмотрим важнейшие бурные события из жизни крестьянства и городской бедноты, связанные со стихийными бедствиями. Некоторую роль стихийные бедствия оказали на восстание 1484-1486 гг. в Пскове. Л. В. Черепнин считает, что «одной из предпосылок длительных волнений псковских смердов в указанные годы был неурожай этих лет»9_tc.
Вспышки классовой борьбы, связанные со стихийными бедствиями, наблюдались и в период централизованного государства. Целый ряд таких вспышек был в 1547-1550 гг. Июньский пожар 1547 г. уничтожил значительную часть Москвы. 25 июня, через несколько дней после пожара, началось крупнейшее восстание в. в России, справиться с которым правительство смогло, лишь применив не только силу, но и обман. В марте 1550 г., вслед за пожаром в Пскове, произошли волнения псковичей. Почти повсеместный недород, поразивший страну в 1548-1550 гг. и особенно сильный в северных уездах, способствовал обострению в них классовой борьбы. В эти годы участились случаи убийства основателей монастырей, кормленщиков, произошло восстание 1549 г. в Устюге Великом.
В начале XVII в. почти вся страна была охвачена сильным голодом 1601 -1603 гг., крайне осложнившим жизнь народных масс. В сентябре 1603 г. началось крупное восстание Хлопко, а затем первая в России крестьянская война 1606-1607 гг. Конечно, все эти события явились следствием длительного социального и политического кризиса, корни которого надо искать в русской действительности последней трети XVI в., но голод обострил до предела классовые противоречия и ускорил начало гражданской войны в России* В создании обстановки, предшествовавшей восстанию 1662 г. в Москве и 1650 г. в Пскове, некоторую роль сыграли низкие урожаи, которые, правда, не привели бы к волнениям, если бы политика правительства феодалов не пренебрегла бедствиями крестьян. Множество крестьянских волнений произошло в неурожайные годы 1704-1706 гг., когда «глад был по деревням великой». Новая серия неурожаев, последовавших через два десятилетия в 1722-1724 гг., послужила поводом к массовым крестьянским волнениям.
В 1771 г. антинародные по существу действия московской администрации во время эпидемии вызвали «чумный бунт» в Москве. Несколько «холерных бунтов» падает на 1830-1831 гг., когда в южных и западных губерниях наблюдалась эпидемия холеры. Страдания от болезни, стеснения, вызванные медицинскими мерами борьбы с эпидемией, много раз вызывали взрывы
народного негодования по отношению к дворянству и всем состоящим на правительственной службе, в том числе даже врачам. Крупнейшие из таких бунтов разгорелись в Севастополе и Тамбове (1830 г.), Старой Pyce и на Сенной площади в Петер бурге (1831 г.).
В 1839 г, засуха вызвала недород и массовые летние пожары. В том году, как говорится в «Нравственно-политическом отчете» III Отделения за 1839 г., «...в середине России 12 губерний подверглись необыкновенному бедствию - пожарам и волнению народному... Распространились слухи, что поджоги производят помещики для разорения своих крестьян, которые назначены быть вольными... наконец, поверили, что поджигает правительство для переселения усадеб по новому плану». В результате крестьяне «...кидались на первого, кто подавал сомнение, били и арестовывали сельских писарей, приказных голов, становых приставов, помещиков»11. В 1847 г. отмечено довольно сильное движение крестьян Витебской губернии, возникновению которого способствовали три неурожая подряд1Z.
Из этого краткого обзора можно сделать следующие выводы. Само по себе наличие стихийного или экологического бедствия никак не гарантировало и не вызывало фатальной необходимости обострения классовой борьбы. Известно очень много случаев, когда засухи, эпидемии, пожары не сопровождались заметным обострением классовых противоречий. Стихийные бедствия влияли непосредственно лишь на состояние хозяйства и здоровье населения, хотя и здесь это влияние преломлялось социально-политическими факторами, Te движения, в которых крестьяне в феодальное время показали наиболее высокую организованность, дисциплину (крестьянские войны, «трезвенное движение» и пр.), как правило, не были вызваны стихийными бедствиями.
Влияние стихийных бедствий на повышение активности классовой борьбы интересно было бы проверить статистическими материалами. Такую возможность дают нам сведения «Хроники крестьянского движения» по томам за 1796---1860 гг. и данные о неурожаях. На приведенной табл. 13 годы, в которые неурожаи были наиболее заметными, выделены полужирным шрифтом13.
Для вычисления средней цифры за обычные годы были взяты 22 года с 1822 по 1856 г. Более ранние годы не приняты во внимание потому, что их низкие числа заметно уменьшили бы среднюю цифру; годы, непосредственно предшествовавшие крестьянской реформе, также не учтены, так как подготовка ее вызвала резкую активизацию крестьянского движения. Среднее число крестьянских выступлений за обычные годы равно 72. Среднее число выступлений за 15 лет со стихийными бедствиями равно §2,6. Следовательно, годы бедствий дают повышение активности
в среднем на 15%.
С целью проверки были произведены подобные же подсчеты по другому источнику, в котором указана средняя урожайность в Европейской России за каждый год в самах14. При многолет-
Таблица 13
Число крестьянских выступлений в годы стихийных бедствий
| Десятилетие | Последняя цифра года |
|||||||||
| I | " 2 | 3 j | 4 | 5 | 6 | 7 | в | 9 | 0 |
|
| 1791-1800 | | | | | | 57 | 177 | 12 | 10 | 16 |
| 1801-1810 | 7 | 24 | 26 | 20 | 29 | 15 | 12 | 29 | 30 | 17 |
| 1811-1820 | 30 | 65 | 29 | 20 | 38 | 30 | 56 | 82 | 87 | 48 |
| 1821-1830 | 36 | 69 | 88 | 70 | 61 | 178 | 53 | 25 | 35 | 76 |
| 1831-1840 | 73 | 51 | 70 | 67 | 48 | 92 | 78 | 90 | 78 | 55 |
| 1841-1850 | 59 | 90 | 81 | 72 | 116 | 64 | 88 | 202 | 63 | 92 |
| 1851-1860 | 74 | 85 | 74 | 81 | 60 | 82 | 192 | 528 | 938 | 354 |
ней Средней урожайности сам-3,5 годами бедствий были приняты такие, когда урожайность падала ниже сам-3. За те же годы с 1822 по 1856 их всего 9 (1823, 1830-1833, 1839, 1848, 1850, 1855). Средняя цифра волнений в эти годы составляет 88, а средняя цифра волнений за остальные 25 лет - 75,5. Следовательно* здесь повышение активности в годы стихийных бедствий составляет 16,6%, величину, близкую полученной ранее.
Таким образом, в XIX в. стихийные бедствия не повышали активности крестьянства резко, хотя влияние их в этом отношении все же заметно. Возможно, в ранние периоды оно было более сильным.
Ряд особенностей народных движений был связан с пространственно-территориальными отношениями. В своеобразных условиях развивались народные движения на окраинах страны и в труднодоступных местностях. Хотя понятие «окраина» является относительным и меняет свое конкретное значение в зависимости от развития общества и изменения государственных границ, неизбежное различие в положении отдельных районов страны (для феодальной эпохи оно особенно существенно) всегда присутствует. Уже сам факт удаленности окраины от центра с наибольшей плотностью населения, что вызывало дополнительные трудности в прокладке дорог, серьезно затрудняло связь с окраиной, в том числе доставку туда войск в случае необходимости. Слабая заселенность окраин (в какой-то степени зависевшая от огромной территории страны), также затрудняла создание здесь сильного государственного аппарата принуждения.
Все это способствовало массовому уходу крестьян, стремившихся избавиться от феодальной эксплуатации, на окраины. В период Древней Руси крестьяне бежали на северные и восточные окраины, позже крестьяне уходили в области лесостепи и степи, на Дон, в Приуралье. С XVII в. открылся путь в Западную, а затем в Восточную Сибирь.
На окраинах народные движения имели больший простор для своего развития. Недаром такое движение, как раскол, особенно упорно держалось на окраинах или в труднодоступных местно
стях, отделCiIHbix от центра лесами и болотами. В отдаленных от центра местностях существовали и казацкие «республики». Едва ли казачество могло возникнуть, если бы вблизи южных границ России не были расположены обширные, почти не заселенные территории. В западноевропейских, небольших по площади странах трудно найти аналогии русскому казачеству. По мнению С. О. Шмидта, существование казачества «...создавало возможность массовых, невиданных в остальных частях Европы народных восстаний» *5.
Своеобразие классовой борьбы на окраинах заключалось и в том, что класс феодалов не всегда был здесь в состоянии быстро и решительно расправиться с восставшими. Это особенно ярко проявилось в XVII в. Соловецкое восстание 1668-1676 гг. длилось восемь лет, волнение монастырских крестьян в Исетской провинции 1662-1666 гг. и восстание 1695-1699 гг. в Нерчинске- по четыре года. Боязнь правительства проводить на окраинах массовые репрессии довольно ярко сказалась на судьбах участников многочисленных восстаний 90*х годов XVII в. в Восточной Сибири, участников восстаний 1650 г. в Новгороде и Пскове. В некоторых из них правительство вообще отказалось от преследований восставших, в других случаях репрессии не были значительными.
По-видимому, не случайно начинались на окраинах в XVII- вв. и крестьянские войны. Правительственные силы были здесь не настолько велики, чтобы разгромить восставших. Война под руководством Болотникова началась в районе Путивля, крестьянские войны 1670-1671 гг. и 1707-1708 гг.- на Дону, крестьянская война под руководством Пугачева - на Яике. По мере укрепления позиций феодалов в юго-западных областях страны район начала крестьянских войн постепенно сдвигался к востоку.
Обширность территории страны и наличие слабозаселенных местностей вдоль ее границ давало русским крестьянам большие возможности ухода от помещиков, чем в Западной Европе. Известный специалист по истории феодализма Б. Ф. Поршнев связывает начало полосы крестьянских войн и восстаний в странах Европы с прекращением массовых уходов крестьян от феодалов. Если уход был затруднен или запрещен, то крестьянам в борьбе с феодалами приходилось прибегать к крайнему средству - восстанию. Поэтому «...значительно раньше, чем на континенте Европы, еще в XI -XII вв., крестьянские восстания начались в Англии и в скандинавских странах, где само островное или полуостровное положение ставило естественные пределы размаху кре^ стьянских переселений»16. Для континентальных стран Западной Европы эпоха крестьянских восстаний началась позже, с XIV в., а для России «...только во второй половине XVI в.- именно потому, что здесь возможности ухода были неизмеримо больше и эксплуатация в связи с этим возрастала медленнее» 17. Вероятно, в данном случае особенности географической среды в России "Дей-
ствительно способствовали более медленному росту степени эксплуатации и более позднему наступлению полосы крестьянских восстаний и войн, чем в Западной Европе.
